Люди погибают во время турнира. Беллерофонт сами так сказали. Конечно, это случилось бы не во время испытания, но у Персея все равно были бы связаны руки. В лучшем случае он мог бы добиться чего-то от Афины, но Ахиллес избежал бы последствий. В конец концов, не он держал в руке нож.

Но держал меня, пока я пыталась собрать остатки самообладания после случившегося. Именно в тот момент моя ненависть к нему сменилась… чем-то другим. Любой другой воспользовался бы этой мимолетной слабостью, чтобы манипулировать мной. «Елена, дорогая, это лишь доказывает, что ты не должна участвовать в турнире. Лучше тебе вернуться в свой пентхаус, где безопасно, и ждать, когда кого-то объявят победителем. Кого-то более сильного. Того, кто не оказался беспомощным перед лицом одного нападавшего».

Ахиллес не использовал мой страх как оружие против меня. Он почти ничего не сказал. Окружил своим большим телом и обнимал, пока у меня не прошла дрожь. Я не ждала от него нежности, хотя, если бы он спросил, не хочу ли, чтобы меня обняли, я бы послала его куда подальше. В этом особенность Ахиллеса: похоже, он из тех парней, которым легче просить прощения, чем разрешения. Он решил, что меня нужно обнять, поэтому взял и посадил к себе на колени.

Он даже не поднял вопрос о том, что мне нужно покинуть турнир. Просто принял как факт, что я этого не сделаю, и проявил ко мне достаточно уважения, чтобы уважать и мой выбор. Как непривычно.

Не говоря уже, что мне нравится с ним препираться. Я так привыкла к завуалированным оскорблениям, которые осознаешь только минуты или часы спустя, что откровенная грубость Ахиллеса приносит облегчение. Сколько бы он ни рычал, на самом деле в его словах нет злобы.

Черт возьми. Мне нравится этот большой придурок.

Я отталкиваюсь от стены и встаю обратно под обжигающие струи воды. В конечном счете мои чувства значения не имеют. Ахиллес хочет того же, что и я, а значит, мы с ним противники. Как и с Патроклом, ведь как бы сильно он меня ни хотел, его сердце принадлежит этому красивому дураку. Времени, проведенному с ним – с ними,– было суждено быть недолгим.

Я знала об этом. Честно говоря, это был приятный бонус. Большего я и сама дать не могу. Да и они не захотят продолжать связь после того, как разрушу шанс Ахиллеса воплотить мечту. Наверное, больше никогда их не увижу после окончания турнира, если не считать официальных мероприятий.

Нет причин, чтобы эта мысль причиняла боль.

Если пробуду в душе дольше, это может быть истолковано, будто я прячусь, поэтому выключаю воду, а потом несколько минут вытираюсь, наношу лосьон и зачесываю волосы назад. Смотрю на себя в зеркало. Выгляжу, как всегда. Слишком красивая, даже когда пытаюсь эту красоту преуменьшить, и даже когда устала, а под глазами пролегли темные круги. Вижу лицо женщины, которую воспринимают как приз. Людей всегда заботит только внешность, пока то, что скрыто под ней, не начнет причинять им неудобства, и тогда они выбрасывают меня, как вчерашний мусор. Или еще хуже, пытаются меня изменить. Да, это лицо принесло мне одни неприятности.

Но другого у меня нет.

Я вздыхаю, выпрямляю спину и выхожу из ванной. Сначала замечаю, что кто-то (наверное, Патрокл) сменил простыни и застелил кровать. Воспоминание о том, почему это пришлось сделать, поражает меня так, что напрягается каждый мускул в теле. Боги, тот оргазм был хорош. Второй еще лучше, хотя по-другому. Тело слегка побаливает от того, что мы делали втроем, и совру, если скажу, что не хочу большего.

Только не могу точно сказать, почему хочу большего. Чтобы и дальше прятаться от неприятной правды, что в самом деле попала в ситуацию, которая мне не по зубам? Или потому что испытываю страсть к этим двум мужчинам, с которыми точно не стоит связываться? Оба варианта неудачные. Оба выйдут мне боком раньше, чем все закончится.

Ахиллес, пожалуй, мой самый сильный соперник, хотя и остальные бойцы не промах. Но он хочет титул Ареса почти так же сильно, как я, а это дает ему преимущество, которое не могу оставить без внимания. Переспать с ним… Продолжить спать с ним… это ошибка.

А спать с Патроклом, его парнем, любовником, партнером? Как бы они друг друга ни называли, это все равно что тыкать в медведя острой палкой. Я все усложняю, и если потерплю поражение, а Ахиллес получит титул Ареса, это значит, что он станет моим мужем, и они оба будут рядом со мной до конца моей жизни. Все будет запутанно – и это еще мягко сказано.

Но не уверена, что меня это беспокоит. Недостаточно, чтобы заставить остановиться.

Я застаю их обоих за столом в кухонной зоне. Ахиллес сидит в тех же серых спортивных штанах, и я не в силах побороть физическую реакцию, когда вижу их и его обнаженную грудь. У него невероятное тело, а зная, как он умеет пользоваться им, чтобы доставить удовольствие своим партнерам…

По мне пробегает легкая дрожь. Патрокл надел шорты, но тоже обошелся без рубашки. Наверное, так они всегда и выглядят по утрам: полуголые, расслабленные и начинают новый день с комфортом, который с трудом могу понять.

После окончания старшей школы я переехала из отцовского пентхауса в свою квартиру. Жизнь с Зевсом едва ли проходила в комфортной, спокойной обстановке, и мы с братом и сестрой справлялись с этим по-разному. Обычно затевая ссоры. Мне пришлось привыкать жить одной, но вскоре стала так ревностно относиться к своей территории, что редко разрешала кому-то переночевать у себя. Даже – особенно – любовникам. Я не люблю вставать рано, а это значит, что мне трудно облачиться в публичный образ раньше полудня.

Единственный раз позволила себе нарушить установленный порядок, когда встречалась с Парисом, и он заставил меня пожалеть об этом. Достаточно было всего несколько раз проснуться вместе, как на меня посыпались замечания. Поначалу они были безобидными. «У тебя усталый вид, Елена». Но скоро обернулись жесткой критикой. «Может, тебе не стоит выходить из спальни без макияжа? Вдруг тебя сфотографируют через окно? Подумают, что ты больна». Дошло до того, что я стала просыпаться на час раньше него, чтобы сделать макияж и прическу и не дать повода меня упрекнуть.

Но Парис, разумеется, нашел другие способы терзать меня.

Но мне даже и мысли не пришло сохранить маску в присутствии этих двух мужчин. Ахиллес – первый человек за пределами моей семьи, который испытал на себе мою язвительность, а Патрокл пробуждает во мне непростительную мягкость, о которой успела забыть. Я не красилась, кроме тех случаев, когда мы должны были оказаться перед камерами, и никто из них не сказал по этому поводу ни слова. Не уверена, что они вообще что-то заметили.

От запаха кофе текут слюнки, и я спешу к кухонной стойке.

–Не знала, что у нас в номерах есть кофеварки.– Уверена, что заметила бы ее в своем номере, если бы она там была, но я была рассеянна со дня приезда.

–Их нет. Мы попросили выдать нам одну, потому что Ахиллес невыносим без утренней дозы кофеина.– Патрокл протягивает кружку, и я замечаю, что одна перед ним уже стоит.– Со сливками и сахаром, верно?