— Одну секунду! — кричу я в ответ.

— Совсем необязательно так орать!

Сара слишком не в себе, чтобы помочь мне, когда я стаскиваю ее со скамьи и взваливаю на плечо, будто неандерталец, несущий через болото свою преданную жену. А я уже чувствую отвращение от содеянного. Мой рот и человеческий рот… так и заразиться недолго.

— Есть куда руки приложить, — причмокивает шофер, когда я опускаю Сару на заднее сиденье. — Знойная штучка.

Я решаю не удостаивать ответа столь грубое замечание и ввинчиваюсь рядом с Сарой, которая выбрала этот момент для того, чтобы вырубиться окончательно. Не к добру — я не знаю адреса моей прекрасной леди. Нежные похлопывания по щекам никакого толку не приносят, равно как и грубые потряхивания за плечи.

Как только я захлопываю дверцу, меня с головой накрывает запах — мягкая кожа и собачьи консервы, запах дина, если я вообще в чем-то разбираюсь. Одновременно поворачивается водитель, учуявший исходящий от меня аромат с сигарным привкусом «Робусто»:

— Привет! Всегда рад дину в моем такси. Добро пожаловать на борт, — протягивает он мясистую лапу.

— Тш-ш-ш-ш! — киваю я в сторону Сары. Вообще-то нет повода для беспокойства — ее сознание далеко отсюда, — однако никогда нельзя быть слишком уверенным, когда дело касается человекообразных.

— Ты хочешь сказать, что она… То-то я не чую…

— Да. Да.

Таксист поднимает бровь и косит на меня похотливым взором, будто говоря: «Вижу, что у тебя на уме, хитрец». Мгновение спустя он подтверждает мои самые худшие подозрения:

— Ладно, ладно. Раз уж ты задумал такое, так валяй до конца, вот что я тебе скажу.

— Тут вовсе не то. Мы просто друзья.

— Там на скамейке это выглядело совсем иначе.

— Нет, мы действительно…

— Насчет меня не беспокойся, приятель, от меня слова никто не услышит. Эти гребаные ублюдки из Совета думают, что могут распоряжаться нами, как им заблагорассудится. Да я из них из всех только одного могу выбрать, и они там вечно моим парнем помыкают. — Этот слабоумный считает, что Совет действительно вершит дела на своих бесконечных, неделями длящихся заседаниях. Должно быть, Компи.

— Нет, — говорю я, пожалуй, более себе самому, чем шоферу, — не будет тут никакого продолжения.

Он перегибается через спинку, чуть не уткнувшись головой в мои колени, и переходит на шепот:

— Я знаю целую кучу парней вроде тебя и, говорю тебе, сам бы хотел набраться смелости. Смотришь, как эти девки прохаживаются, и самому охота попробовать, верно? Эй, да я большую часть жизни провожу в этом обличье, так ведь охота попробовать, каковы они, настоящие, понимаешь меня? Но, видать, воспитывали меня слишком строго. Не могу, понимаешь, себя переломить.

Он намекает, что мои моральные устои не на столь высоком уровне. Я раздумываю, не врезать ли ему, а потом вытащить Сару из машины и донести на него в Совет за второстепенные нарушения, которые я запросто смогу состряпать, но дело-то в том, что он прав. И один-единственный поцелуй — был он минутной слабостью или нет — тому доказательство.

— Но если потискать одну из этих настоящих человечьих задниц… любой дин втайне об этом мечтает, верно? — Он смотрит на Сару, прямо-таки пожирает ее глазами. — Эх, парень, ты сорвал главный приз.

— Слушай, — собираю я все возмущение из своего изрядно опустевшего запаса, — между нами ничего нет. Ничего. Прости, что разрушаю твои хрустальные мечты. Можем ехать теперь?

Таксист прищуривается, скрипит зубами, виски его пульсируют — двинуть мне, что ли, собирается? — затем пожимает плечами, разворачивается и ударом каратиста переключает передачу.

— Куда скажешь, приятель. Мне плевать, чем ты там занимаешься. Куда?

Нет смысла продолжать дискуссию; раз он оставил эту тему, то я и подавно.

— «Плаза», — решаю я. Пока мы доедем до моей гостиницы, Сара достаточно протрезвеет, чтобы сообщить свой адрес. Я заплачу шоферу, и он доставит ее домой.

С переднего сиденья доносится язвительное похрюкиванье, когда мы съезжаем с поребрика и вливаемся в поток. По дороге в «Плазу» мы проезжаем мимо черного хода «Принца Эдуарда». Должно быть, вечернее представление только что закончилось, поскольку зрители валят из театра, кучкуются у служебного входа, где артисты, все еще в костюмах и гриме, раздают автографы динам и людям, никогда доселе о них не слышавшим. Но тут перед моими глазами проплывают дети и взрослые обоих полов, поющие, танцующие, смеющиеся, разыгрывающие номера из спектакля, и мне приятно, что кого-то переживания Мэнимэла явно обогатили.

Я опускаю стекло и швыряю в толпу театральную программку.

Мне повезло, что Сара решила поблевать в машине, а не в номере, так что убирать пришлось не мне, а таксисту. Еще мне повезло, что извергнутое Сарой, обильная смесь баклажанов, цацики и невероятного количества белого вина, немного отрезвило мою человеческую малышку, приведя ее от полного распада к более-менее транспортабельному оцепенению.

В результате Сара, опираясь на мое плечо, кое-как проковыляла через вестибюль «Плазы» к лифтам. Краткий привал в номере, вот и все, а потом домой, домой. Она шатается, но на ногах держится, вопреки моим опасениям. Мы ждем, пока два якобы скоростных лифта спустятся с последнего этажа. Под ногами у нас пестрый восточный ковер, и его повреждение нанесет непоправимый ущерб моему и не только моему сберегательному счету, так что я молю про себя тошнотворных богов уберечь Сару от дальнейших казусов. Если они требуют жертвы, то я с радостью разобью бутылку «Маалокса», когда в следующий раз окажусь в аптеке.

К лифту рука об руку подходит пожилая пара. Как трогательно. Что-то в них знакомое, хотя не могу определить, что именно. Я уже видел их прежде. Хм… Пронзительные взгляды, которыми они буравят меня, ставят все на свои места: это надменная чета динов из очереди в баре на «Мэнимэл-мюзикле», из тех, что, кровь из носу, карабкаются к заоблачным моральным высотам.

Сара выскальзывает у меня из рук, и я не придумываю ничего лучшего, чем крепко обхватить ее за талию. Она виснет на мне, словно потрепанная тряпичная кукла. Изо всех сил стараясь удержать ее в вертикальном положении, я улыбаюсь парочке, как бы показывая своим хихиканьем, что отношусь к сложившейся ситуации с юмором. «Ха-ха, — предназначено выражать этим смешкам, — что за глупое недоразумение. Когда-нибудь я расскажу об этом моим чистокровным рапторятам». Парочка никак не реагирует. Тишина становится невыносимой, так что я ее нарушаю:

— Понравилось представление?

Трудно разобрать реакцию людей со столь высоко задранными носами.

Почему-то Сара выбирает этот момент, чтобы изречь, наконец, законченную и связную фразу:

— Хорошо провели вечер? — интересуется она, вздымая и низвергая каждое слово в синкопическом ритме. — Я-то отлично провела время.