– Будете меня обсуждать, отправлю Лану домой, и вы никогда больше не увидитесь! – кричу я, падая в компьютерное кресло.

– Поугрожай мне еще! – отзывается мама. – Лана, я так тебе рада! Идем на кухню, у меня для тебя кое-что есть, а еще я посмотрела тот фильм…

Их голоса превращаются в тихий бубнеж. Нажимаю кнопку запуска на системном блоке компьютера и упираюсь локтями в стол, складывая руки в замок. Осталось всего полгода до окончания школы, и если не закончить спор в ближайшее время, то он уже никогда не будет окончен. У Андрюши не так много вариантов, которые могут привести его к победе. Первый: выставить меня предателем, лишив авторитета. Второй: выбесить, получить по роже не меньше, чем в прошлый раз, и подвести к еще одному исключению из школы. И третий, абсолютно точно невозможный: заставить сдаться. У меня же победный вариант всего один: доказать всем, что система школьных иерархий – полнейший бред, и что если вас больше и вы сильнее, то это не значит, что вы лучше и достойны поклонения.

Школьные годы называют чудесными только те, у кого есть, чем козырнуть. Внешность, родительские бабки, кучка тупоголовых, но верных друзей. Я помню в гимназии каждый угол, где мне прилетало за то, что я отличаюсь от других. Помню громкий смех и боль от мяча, что врезáлся в затылок почти на каждом уроке физкультуры. Помню косые взгляды и того, кто это начал. Андрюша не был особенным, он был всего лишь младшим братом тогдашнего командующего и во всем ему подражал. Собрал вокруг себя компашку пацанов и решил, что станет командующим у младшеклашек. А как легко можно доказать свое превосходство? Конечно же, найти того, над кем можно глумиться и делать это с завидной регулярностью. И мне было бы в целом плевать, но подключились и остальные. Это же так весело, унижать и издеваться над кем-то, правда?

А теперь что? Я генерал тридцать третьей. Тот самый мальчик, который в гимназии считался изгоем. Хотел бы я видеть лицо Андрюши, когда он узнал эту новость. «Ты везде будешь уродом, Ли! Даже не надейся, что в новой школе что-то изменится!» – кричал он после моего исключения. Но ведь изменилось, и не сказать, что это было трудно. Разбил пару носов, сказал Загорному, какой он крутой, и… хлоп! В девятом классе я уже член генеральской свиты. Дальше все получилось само собой, ведь на мне уже стояло золотое клеймо – одобрен высшей кастой. Вот так тупо вершатся судьбы, и это бесит. Теперь люди смотрят на меня по-другому, разговаривают с охотой и радуются появлению. Они, черт возьми, даже приказы мои слушают с улыбкой! Чушь! Полнейшая! Мое лицо все такое же, глаза не стали шире, а фамилия по-прежнему состоит из двух букв, но отношение ко мне другое. Получается, физическая сила и одобрение большинства делает тебя крутым? Этому мы должны научиться в школе? Быть либо в группе идиотов, которые унижают других, либо в группе слабаков, которые должны терпеть и со всем соглашаться. Ни фига! Я зашел слишком далеко, чтобы так все и оставить.

Единственная проблема – я еще до конца не понимаю, что именно должен сделать, чтобы перевернуть колесо власти и заставить каждого решать за себя, а не действовать по указке с выдуманной вершины. Меня-то теперь слушают, но этого мало. Знать бы, какой будет следующий шаг Андрюши. Еще одна уничижительная встреча где-то в уголке, чтобы не поднимать шумиху, но потешить эго? Он, конечно, молодец. При всех со мной не сталкивается, посылает других. А еще мутит воду с Ланой и Севой, если это вообще он. А если нет, то кто и зачем ему это? Слишком много открытых вопросов.

Прислушиваюсь к звукам в квартире, тишина вызывает вспышку беспокойства. Если две женщины молчат, то они либо что-то замышляют, либо уже что-то натворили. Встаю с кресла, выхожу в коридор и замираю перед поворотом на кухню.

– Да-да-да, – приглушенно смеется Лана, – это тот самый день.

– У Си в детстве были такие милые щечки, – полушепотом отвечает мама. – Он ненавидел зиму, потому что нужно надевать шапку. Гляди, какой насупленный.

– Наверное, этот кадр сделан до того, как Елисей запустил в меня снежком, потому что после он точно улыбался во весь рот.

Вхожу в комнату и складываю руки на груди:

– Я что, не русский?

Мама опускает на стол небольшой квадратный альбом с фотографиями, а Лана неестественно выпрямляет спину, сжимая в руках чашку.

– Си… – миролюбиво произносит мама.

– Я же вроде на вашем языке сказал, чтобы вы меня не обсуждали, или нет? Чжэли еужень хуйшо эюй ма?[2]

– Все говорят, – усмехается мама. – Хватит выпендриваться. Выучил пять фраз из китайского разговорника и радуется.

Качаю головой, шагая к столу, и беру альбом:

– Какой же я жирный.

– Не жирный, а пухленький, – ласково говорит мама. – Лана сказала, что помнит этот день и тебя. Вы играли в снежки.

Перевожу взгляд на Лану, приподнимая брови:

– Я такого не помню.

Она смело вскидывает подбородок и заявляет:

– Зато я никогда не забуду, как мне прилетело снежком прямо в лицо.

– Наверное, ты слишком пристально на меня пялилась.

– Я хотела предложить тебе поиграть!

– Очевидно, я согласился.

– Очевидно? Мало ли что тебе очевидно…

Лана не заканчивает фразу, забавно наморщив нос, а я смеюсь, потому что точно знаю, что должно прозвучать в конце. Раздается тихий умиленный вздох, и я обращаюсь к маме:

– Будешь так улыбаться, ботокс потрескается.

– Я еще наколю, – весело отмахивается она. – Садись с нами, Си, посмотрим фотки вместе.

Закрываю альбом и пячусь к проходу:

– Лучше я их сам посмотрю, а вы займитесь чем-нибудь менее унизительным для меня.

– Бака[3], – хмуро бормочет Лана.

– Ямете кудасай[4], – бросаю я.

Лана распахивает глаза, ее щеки чуть розовеют, а грудь приподнимается на глубоком вдохе. Выхожу из комнаты и опускаю голову. Нашла с кем фразами из аниме разговаривать, но это было даже мило.

Щелкаю по кнопке мыши, глядя на монитор. Герой игры быстро бежит по вымощенной камнем дороге вдоль реки в поисках врага. Слышу за тихой фоновой музыкой, как открывается дверь, но не оборачиваюсь.

– Что делаешь? – спрашивает Лана.

– Играю.

– Во что?

– В игру.

Зуб даю, она сейчас недовольно закатила глаза. Ставлю игру на паузу и разворачиваюсь на стуле. Лана стоит у двери, бегая неловким взглядом по комнате.

– Садись, – киваю я на кровать.

– Прекращай командовать! – грозно произносит она.