Филипп схватил чашку обеими руками, чтобы согреть окоченевшие пальцы.

— Он был похож, — неуверенно ответил он, разглядывая фотографию.

Действительно, человек на картинке был похож на его отца, очень похож. Но… Все-таки было одно «но», не так ли?

«Я представлял его немного другим». — Разве не эта мысль пронеслась в голове Филиппа в первую секунду, когда он лицом к лицу столкнулся с незнакомцем — грешником, утверждавшим, что приходится ему отцом?

Теперь же… когда он знал правду, он видел их. Маленькие отличия. Не только борода. Глаза были слишком близко посажены. Нос был слишком острым. Скулы слишком широкими. Это был не его отец. Филипп знал отца по фотографиям четырнадцатилетней давности, и грешник действительно был на него похож, но больше как на брата, и сейчас Филипп недоумевал, как…

— Как я мог так обмануться? — пробормотал он.

Равина налила себе чаю и присела напротив Филиппа.

— Может быть, потому что ты сам хотел этого? — ответила она. — Хотел верить в то, что он твой отец, хотя…

— Хотя в глубине души знал, что это не так, — заключил Филипп и вспомнил, насколько неприятным незнакомец показался ему в первые секунды. Наверное, Равина права. Возможно, ему так хотелось, чтобы это было правдой, что он готов был обмануться. Хотя все же чувствовал, что дело не только в его желании. Как бы то ни было, он был уверен, что его провели. Только не мог понять каким образом.

— Откуда он узнал это? Откуда он узнал, что похож на моего отца? Откуда он знает меня? И зачем я вообще ему понадобился?

— Об этом мне известно ровно столько, сколько тебе самому, — сказала Равина, серьезно посмотрев Филиппу в глаза. — Но ты точно был очень нужен ему, Филипп. Раз он решился на такое — вернуться сюда!

Филипп молча кивнул.

— Но его план провалился. Благодаря тебе.

— Не стоит благодарить меня, дружок. У меня за тебя болит сердце. За все, что тебе пришлось пережить этой ночью. Сначала обрел отца и потерял его так нелепо и жестоко. Тебе, должно быть, очень тяжело.

Филипп снова кивнул, не произнося ни слова. Все это было и впрямь ужасно, и на душе было очень тяжело, но больше всего его переполняли не грусть и не разочарование. А облегчение.

Все-таки оказалось, что это не его отец.

35 Долина Виселиц

Филипп ждал Сатину у школы, пока не прозвенел звонок с уроков. Вскоре двери школы распахнулись, и навстречу ему хлынула толпа дьяволят. Увидев Дроле и его друзей, которые, громко шумя и смеясь, расталкивали всех на своем пути, Филипп спрятался за сухим деревом. Шайка Дроле прошла мимо.

— Сатина! — позвал Филипп, заметив ее в толпе. Он помахал рукой, и Сатина тут же подбежала.

— Филипп, — вздохнула она и схватилась за голову. — Слава всем чертям! Я целую ночь просидела в учительской. Потом вернулась в класс, но тебя там не было… Я так боялась, что с тобой что-нибудь случится. Все из-за этого старого черта Кокабеля, он наверняка нарочно выгнал меня из класса, чтобы ты остался один. Он ведь прекрасно знал, что Дроле и другие ребята не оставят тебя в покое…

Сатина вдруг умолкла, пристально посмотрела Филиппу в глаза и задумчиво сдвинула брови, что-то заметив в его взгляде.

— Филипп, с тобой в самом деле что-то случилось?

— Да, — ответил он и рассказал все, что ему пришлось пережить.

Сатина глядела на него, открыв рот. И когда Филипп договорил, осыпала его градом вопросов — тех же, что он задавал себе сам.

Филиппу ничего не оставалось, как, отвечая, растерянно пожимать плечами:

— Я не знаю. Правда, не знаю, — помолчав, он добавил: — Но постраюсь узнать.

— Каким образом?

— Ты знаешь дорогу в Долину Виселиц?

* * *

Хуже всего была тишина. А еще хуже — что тишина все же не была полной.

Повсюду стояли виселицы. Они были вколочены в землю на крутых склонах холмов, покрытых тусклой травой. В петлях из прогнившей веревки, извиваясь, болтались грешники, но несчастные не могли дать выход страданиям в крике. Петли так плотно сдавливали им глотки, что душили любые едва слышные хрипы, которые к тому же заглушал скрип веревок. Вперед-назад раскачивались они, вперед-назад.

И все же скрип веревок не был единственным звуком, оглашавшим Долину Виселиц этой ранней ночью.

Неподалеку пожилой грагорн с жилистыми руками копал яму для очередной виселицы.

Сатина предположила, что грагорну может быть что-то известно, и друзья подошли поближе к демону, тяжело вздыхавшему от натуги при каждом движении лопаты. Его гигантские рога немного облупились, кожаные крылья начали приобретать сероватый оттенок.

— Извините, пожалуйста, можно отвлечь вас на минутку? — осторожно поинтересовался Филипп.

Демон мигом обернулся, в руках его оказался готовый к удару кнут.

— Ой, нет! — хором закричали Филипп и Сатина, прикрываясь руками.

Грагорн схватился за сердце и опустил оружие.

— Будь оно неладно, как же вы меня напугали! — воскликнул он, а после кивнул в сторону повешенных. — Было подумал, что это кто-то из них. К такому мы здесь не привыкли. Так что ты сказал?

— Я спросил, можно ли отвлечь вас на минутку, — повторил Филипп, беспокойно поглядывая на зажатый в руке демона кнут. — Мы хотели бы задать пару вопросов и очень надеемся, что вы сможете нам помочь.

— Можете отвлечь меня и не на одну минуту. Старым костям нужно передохнуть. Эти усталые руки сколотили добрых восемь тысяч виселиц — они перед вами. Еще пару сотен, и ваш покорный слуга отправится на пенсию, — грагорн усмехнулся, довольный своей складной прибауткой. А потом свернул кнут. — Так какие у вас вопросы?

— Мы хотим узнать о грешнике, который сбежал отсюда. Это произошло сто пятьдесят лет назад.

Демон помрачнел и подозрительно прищурился.

— Дело давнее и крайне неприятное. Многими позабытое, остальными из головы выброшенное. Зачем вам понадобилось знать о нем?

— В школе дали задание, — ответила Сатина. — Мы собираем свидетельства очевидцев великих событий истории Преисподней. Если расскажете нам что-нибудь, мы не преминем упомянуть ваше имя в докладе.

— Ух, ты! — лицо демона просияло, и он заинтересованно кивнул. — Выкладывайте, что желаете знать. Кстати говоря, зовут меня Цепкий Зуб.

— Все, — сказал Филипп. — Мы хотим знать все!

— Все? — Цепкий Зуб сухо засмеялся. — Нельзя желать невозможного! Особенно в таком деле, как это, где все туманно. — Он помолчал немного, а потом с загадочным огоньком в глазах добавил: — Но некоторым, разумеется, известно больше, чем остальным!