Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо бояться, — успокоил отца Филипп, положив руку ему на плечо. И почувствовал, напряглись мышцы под черным плащом. — Это место по-своему хорошее.
— Хорошее? Как ты можешь такое говорить? Здесь зло, боль и страдания. Кандалы и крики. Это ужасно. Это…
В голосе отца внезапно появились хриплые нотки, он перешел на шепот. Казалось, он погрузился в свои мысли и сейчас разговаривал не с Филиппом, а с самим собой:
— …Сущий ад. Долина Виселиц… Я помню Долину Виселиц… Скрип веревок…
Филипп в недоумении посмотрел на него:
— Ты бывал здесь прежде?
Но отец, похоже, не слышал вопроса.
— Ветер раскачивал их… Вперед-назад, вперед-назад… Горячий ветер, обжигающий плоть… Он дул бесконечно… бесконечно… бесконечно…
— Ты бывал здесь прежде? — повторил Филипп на этот раз громче, и Виктор снова вздрогнул, как будто напрочь позабыл о существовании сына.
Виктор судорожно заморгал, одно мгновение вид у него был совершенно растерянный.
— Э-э, да, — спохватился он. — Я бывал здесь однажды. К сожалению, в прошлый раз я опоздал. Тебя уже не было. И мне… мне сделали небольшую экскурсию.
Филипп озадаченно сдвинул брови.
— Почему Люцифер ничего не сказал мне об этом?
— Разве это так важно? — отец смущенно пожал плечами. — Самое важное, что я сейчас здесь, Филипп. И ты здесь. Но ненадолго.
— Ненадолго?
— Я пришел забрать тебя. Нам — тебе — надо выбираться отсюда, из этого жуткого места, медлить нельзя. — Виктор направился к двери. — Небеса ждут нас, сынок. Там наше место. Пойдем. Чем быстрее, тем лучше.
Но Филипп не шевельнулся.
— Я… я не могу.
Отец остановился, устремив на Филиппа недоумевающий взгляд.
— Что это означает?
— Мне придется остаться.
Взгляд Виктора сделался суровым.
— Что значит — придется?
Филипп никак не мог взять в толк. Всю жизнь он делился с отцом — выдуманным отцом — своими самыми большими секретами и самыми тайными мечтами. А сейчас…
Перед ним был настоящий отец, а ему нисколечко не хотелось рассказывать ему об Амулете Судьбы, о своем обещании и о той ужасной вещи, которую он увидел в подвале Мортимера в маминых песочных часах. Этого он никак не мог взять в толк.
Не понимал он и другого: как мог отец, которого не было рядом так много лет, не спросить о маме, или хотя бы поинтересоваться, как идут дела у Филиппа, или просто сказать, что ему не хватало их обоих. Этого он тоже никак не мог понять, и разочарование, как острая заноза, все глубже и глубже вонзалось в его сердце, ведь прежде он никогда не задумывался о том, что отец может оказаться (это только предположение) не совсем приятным ему человеком.
— Просто не могу, — ответил Филипп, потупившись.
— Чушь! — Виктор был явно рассержен. — Ты огорчаешь меня, Филипп! Очень огорчаешь. Я столько хорошего слышал о тебе. И вот, пройдя через настоящий Ад, чтобы встретиться с сыном, — я вижу перед собой непослушного мальчишку. Разве можно так вести себя? Разве можно так поступать с родным отцом?
— Но…
— Можно?
Голос Виктора почти срывался на крик.
— Н-нет, но…
— Это место не для тебя, Филипп! Ты сам это прекрасно знаешь. Ты вовсе не дьявол!
— Но…
— Что подумала бы мама, если бы узнала, что ее сын предпочел Преисподнюю Небесам? — не сказал, а гневно фыркнул Виктор. — Своему родному отцу?
Молчание, тысячи мыслей и тысячи чувств. Самое сильное из которых — недоумение. И разочарование, которое становилось все сильнее.
— Прости.
— Стыдно, Филипп!
— Прости, — бормотал он себе под нос в полном замешательстве. Что за чертовщина? Все совсем не так, как должно быть. — Не сердись на меня, отец.
— Тогда перестань выделываться и веди себя прилично! — Виктор повернулся к нему спиной. — Я ухожу. Больше ни минуты не останусь в этом ужасном месте. Ты понял меня? Ты со мной, или я уйду один?
— Я…«…вовсе не дьявол», — подумал Филипп.
— Сейчас или никогда, Филипп.
— Да, отец, — прошептал он, и Виктор облегченно вздохнул.
— Замечательно, мой мальчик, — сказал он. — Замечательно. Тогда в путь!
Не успел Филипп даже подумать о том, что не попрощался с Люцифером, как они оказались за пределами замка, и костяные ворота за ними затворились. Все происходило так быстро, что мысли не поспевали за действиями.
А сам Филипп еле-еле поспевал за отцом. Приходилось бежать, чтобы не отстать от Виктора, не терявшего времени на разговоры со своим вновь обретенным сыном, а вместо этого быстрыми шагами торопившегося прочь из Города Дьявола, не поднимая глаз, со скрытым капюшоном лицом.
Он остановился только единожды. Когда Филипп спросил, откуда у отца черный плащ, ведь насколько ему было известно, на Небесах такие не носят.
— Я взял его на время, — ответил отец и снова заторопился, надвинув капюшон еще ниже. — Чтобы не привлекать лишнего внимания. Такие как мы не по нраву дьяволам. Меньше разговоров, Филипп. Обсудим, когда выйдем отсюда.
Отец снова увеличил темп, и очень скоро вдали показались черные ворота.
Они были открыты. Как раз запускали целую толпу вновь прибывших грешников — их гнали кнутами в сторону гигантской кузницы, где ждали цепи и кандалы.
— Удалось, — прошептал отец, и на губах заиграла загадочная улыбка. — Удалось!
«Почему он все время повторяет эти слова?» — подумал Филипп, но так и не успел задать вопрос вслух, потому что черные ворота в Преисподнюю стали медленно закрываться.
— Быстрее, Филипп! Поторапливайся! — Виктор прибавил шаг, но Филипп остановился, вдруг вспомнив…
— Сатина! — воскликнул он. — Я совсем забыл о ней!
Отец обернулся. Под капюшоном виднелась капля пота, стекавшая по его виску.
— Ничего не поделать, Филипп. Слишком поздно, — со всей строгостью заявил он сыну: — Ворота открыты, нам нужно уходить! Немедленно уходить! Думаешь, они добровольно впустили меня сюда? Посланника Небес? У меня был только один шанс, Филипп, только один. Если мы не уйдем и ворота закроются…
— Я не могу просто так уйти… Я должен попрощаться…
— Ты ничего никому не должен! — отрезал отец. — Она дьявол, Филипп! Это плохая компания, только и всего! Делай, что говорю я, твой отец…