Людка даже не хочет признаваться сама себе в том, что в ее подсознании сидит и дразнит, как обезьяна на крыше, мысль о том, что ей как женщине отведена в этом учении роль низшего существа. И что ей даже помыслить нельзя о том, чтобы сравниться с мужчинами.

«Они, значит, могут быть архатами. И боддисатвами, то есть просветленными, которые не уходят в нирвану, а остаются на земле, чтобы помочь другим. А мы не можем быть никем. Не нравится мне такой подход. И точка!»

«Очищение белого слона» — называется эта танка. Крошечный рисунок с философским подтекстом подарил ей ученый лама, с которым она встретилась неделю назад. Ярко написанная в зелено-голубых тонах, она в аллегорической форме показывает все, что происходит с душой человека на пути успокоения и очищения ума. Перерождение ее. Бурятский художник позапрошлого века наглядно рассказал, как ведомый просвещенным ламой «слон», сначала сплошь черный, переходя через «речки» и «мосты», символизирующие определенные состояния духа, шаг за шагом белеет на этом пути. И в конце пути его ждет окончательное просветление. В виде парящего в воздухе Будды.

Тогда из Петербурга ей позвонила подруга Маша Бархатова. И таинственным полушепотом сообщила:

— Людмила! Я, кажется, встретила то, что ты ищешь.

— Что?

— К нам сюда, в Питер, приехал из Бурятии, из Иволгинского дацана ученый лама Дершиев. Очень интересный человек. Он учился в Тибете. Потом был при дворе далай-ламы в Индии. А сейчас из Монголии перебрался сюда, в Россию. Преподает. Лечит людей. Лама очень высокого ранга.

— А что он у вас-то потерял?

— Как что? — удивилась Бархатова. — У нас же тут тоже есть дацан! Храм и монастырь одновременно, — поправилась она.

— Где? — удивилась Людка. — Ты мне никогда не говорила!

— Ты не спрашивала! У нас в районе Старой Деревни с прошлого века стоит буддийский храм. При коммунистах его закрывали. Разрушали. Но он сохранился. И с начала девяностых снова функционирует. Там есть несколько монахов, живущих при храме. Идут службы. Жизнь кипит. Мы с ними тоже сотрудничаем. Они нам помогали при создании одного важного экспоната. В экспозиции, посвященной буддизму.

Людке стало интересно. Но она еще не понимала, нужно ли ей это. Ведь она столько путешествовала по миру, столько прочитала книг о духовном росте и совершенствовании! И честно говоря, сильно разочаровалась. Потому что в этой круговерти, связанной с индуизмом, конфуцианством, буддизмом, другими культами и технологиями, у нее голова идет кругом. А главное — не хватает чего-то. Какого-то ключа. Пути. Получается по пословице: «сколько ни говори “халва, халва” — слаще не становится». Сколько ни пой гимнов богам, ни приноси жертвоприношений, цветов, денег — душа не успокаивается.

В итоге она приехала. И на вокзале сошла с поезда под названием «Сапсан». Тут ее встретила дорогая подруга. И повезла на такси. Сразу в дацан.

По пути объяснила, что полное название храма — Гунзэчойнэй дацан, что в переводе значит «Источник святого учения Будды, сострадающего всем живым существам».

Храм и вправду оказался интересным. Стоял он на набережной. И сначала показался Людмиле похожим на большой комод с резьбой.

Бархатова объяснила ей архитектурные особенности.

— Само здание на берегу символизирует сидящего Будду. Колонны перед входом, — втолковывала она Крыловой, — это четыре благородные истины.

«Ну, истины так истины». Людка была настроена скептически.

Они покрутили маленькие барабаны у входа. И проскользнули через прихожую в главный зал. Его стены были расписаны разноцветными картинами. На возвышении в центре была статуя сидящего Будды, одетого в коричневое монашеское одеяние. Слева от нее еще одна, но стоячая статуя. Блестящая, как золото.

— Это изображен основатель учения тибетского ламаизма, — не замедлила сообщить Бархатова.

Но Людка больше интересовалась самим действом, которое происходило у нее перед глазами.

Бритые монахи — молодые и старые, а один еще и в желтой шапке с гребнем на голове («Как каска у древнегреческого воина», — подумала Крылова) — держали перед собой свитки и дружно пели какой-то гимн. Время от времени один из них резко и как будто в диссонанс задушевному пению бил в литавры.

В храме было сумрачно. И таинственно. Пахло чем-то странно, мистически.

Прошло время. В какой-то момент солнце неожиданно показалось из-за туч. И засветило прямо в круглое окно дацана. Свет его попал на статую сидящего Будды с нимбом за головой. И статуя засияла, засверкала всеми яркими красками и цветами.

— Хороший знак! — заметила Бархатова.

Наконец служба закончилась. И ламы начали вставать со своих мест.

Люди-прихожане, которых, в сущности, было совсем немного, тоже потянулись к выходу.

Мария Бархатова — круглолицая, чем-то даже похожая своей короткой стрижкой на этих лам — с нетерпением поглядывала на сидящего в центре монаха. Но он продолжал свой отдельный молебен, что-то напевая в нос. Его круглое лицо с черными бровями при этом выражало какую-то странную умиленность.

— Знаешь, как ни странно, у нас в стране прижился самый что ни на есть, если говорить такими светскими словами, передовой буддизм, — пояснила Мария подруге. — Он к нам пришел из Тибета. Через Монголию. Тибетский ламаизм впитал в себя все лучшее, что было в тхераваде. И все лучшее, что есть в махаяне. И все лучшее, что есть в японском дзен-буддизме. Но главное, чем он отличается: ламы выстроили систему. Иерархию. И таким образом, сегодня тибетский далай-лама стоит во главе всемирной организации. Мировой религии.

Но Людке Крыловой, честно говоря, было неважно, что буддизм — мировая религия. И продолжает развиваться на Западе. Ее интересовали собственные проблемы, собственная жизнь. И собственная душа.

А дорогая подруга продолжала восторженно рассказывать:

— А главное — это то, что они признают: только просвещенный учитель-лама может дать ответ на все вопросы, которые могут возникнуть у ученика.

Людмила подумала: «Поживем — увидим!»

Наконец лама поднялся из позы лотоса. И двинулся на выход.

Тогда они и подошли к нему. Вблизи он показался ей тогда совсем не старым. Так, лет на пятьдесят. Хотя она знала, что ему шестьдесят восемь. Голова, как и у всех монахов-буддистов, абсолютно бритая. Нос слегка сплюснутый. А вот брови прямо-таки замечательные. Красивые. Двумя дугами. Как птица на лбу. И шевелятся.

Под ними — черные, блестящие молодые глаза с большими зрачками.

И вообще, от него веяло чем-то здоровым и добродушным.

Лама остановился. Приветливо улыбнулся. И Бархатова на правах старой знакомой представила ему Крылову:

— Моя подруга Людмила Крылова, достопочтенный лама. Я вам о ней рассказывала. — И Людке: — Это ученый лама Кирти Дершиев. Светоч знания. И опора религии.