Я пару минут перебираю все варианты «за» и «против».

Он говорил, что будет занят на работе. Но ведь… мы вроде как встречаемся, и нет ничего плохого в том, чтобы попросить его заехать за мной.

Я набираю Андрея несколько раз, но после моей третьей попытки дозвониться, он просто сбрасывает и присылает короткое: «Работаю».

Ладно. В конце концов, он прав, когда говорил, что все его возможности — это потому что он много работает, в том числе гораздо больше графика.

Попытки вызвать такси проваливаются.

И когда я героически обматываюсь шарфом, чтобы все-таки попытаться выйти и добрести до метро, у меня все-таки звонит телефон.

Правда, это не Андрей.

Это Бармаглот.

Я не хочу отвечать. Чуть не выпускаю из рук свой многострадальный телефон, так быстро пытаюсь затолкать его обратно в рюкзак, но почему-то — я правда не знаю почему! — прикладываю к уху.

— Ты на работе? — Он, как обычно, без приветствия.

— Собираюсь домой, — точно так же, не здороваясь, отвечаю я. — Если мне дадут лопату, и я прогребу…

— Совсем ебанулась пешком в такую херь идти? Жди, еду.

Я еще минуту смотрю на телефон и подальше заталкиваю громадное чувство облегчения.

Пока жду Бармаглота, пытаюсь написать сообщение Андрею.

Все время набираю и удаляю. Кажется, то слишком грубо, то слишком «никак». То как будто я просто офигеть, как рада, что он работает и не может найти минуту хотя бы просто спросить, почему я вдруг звоню ему три раза подряд, хотя никогда раньше так не делала.

Откладываю телефон.

Выдыхаю и мысленно складываю два и два.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы он приехал и отвез меня домой. Я помню, что отец, даже когда был очень уставшим после тяжелых переговоров, никогда не сбрасывал звонки от мамы. Просто потому, что так у нас принято — в семье никто друг друга не игнорит, потому что случиться может всякое. Но моя семья — это моя семья, и у нас свои порядки, а Март даже толком ничего о родителях не рассказал, кроме того, что они в разводе, и что его сестра — тот еще повод для ранних седых волос. Вот и все.

Но он ведь мог хотя бы просто ответить. Потому что…

Я подпираю щеку кулаком, печально отправляя в рот последний крекер из моего недоеденного обеда.

Я бы никогда не поступила так с ним.

Возможно, да, не смогла бы ответить на звонок по разным причинам. Но я бы никогда не сбросила, не узнав причины, если бы видела, что он настойчиво звонит несколько раз.

Но, может быть, сейчас так не модно? Виноградов тоже регулярно прокатывает Танян, но она уверяет, что теперь это называется «борьба мужчин за свое право не быть средством». Но ведь я же не собиралась…

Телефон снова вибрирует, и на этот раз на экране имя Андрея.

Сначала хочется выключить телефон и заблокировать его номер как минимум до утра. Потом вспоминаю свой внутренний монолог, оттаиваю и отвечаю.

— Я правда очень занят, Алиса, — после приветствия говорит Март. Не могу понять — то ли раздраженно, то ли устало. И если раздраженно — на меня ли? — Что-то случилось?

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержаться и не ответить ничего слишком резкого.

— Просто… — смотрю в окно, — погода плохая. Я хотела узнать, все ли хорошо. Ты за рулем. Я беспокоюсь.

— Я еще на работе часа два.

— Угу.

— Спасибо, что волнуешься.

На прощанье говорит какую-то милую и романтическую вещь и обещает написать, когда доберется домой.

Еще несколько минут смотрю на телефон.

На всплывающее сообщение от Марка: «Выходи».

Он подогнал машину прямо к воротам, выходит, чтобы забрать у меня рюкзак и сумку, потому что сегодня — пятница, и я всегда забираю домой свою сменную одежду и обувь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В салоне тепло. На подставке между сиденьями — большой стакан с логотипом «Старбакса» и бельгийская вафля с сыром и ветчиной.

— Спасибо, — беру все это, прекрасно зная, что Бармаглот расстарался для меня. Он же качок, у него ЗОЖ, ПП и прочие радости жизни, в которых нет места фаст-фуду и кофе из масс-маркета.

— Тебя к себе или?.. — Он вопросительно поднимает бровь.

Лицо вообще каменное, о чем думает — не угадать, даже если бы у меня, как у моей тезки из будущего, был миелофон.

Отворачиваюсь к окну и, не особо беспокоясь, слышит ли он меня, бубню:

— Не хочу домой.

— Я бы с удовольствием покатал тебя по городу, Зай, но погода нелетная.

Я киваю, втягиваю порцию горячего кофе.

Мне не то, чтобы больно или обидно.

Мне непонятно, почему так.

Почему Бармаглотина просто так, сам, как будто я правда что-то для него значу, звонит и приезжает, и его не нужно просить.

А мужчина, с которым я сплю и встречаюсь, даже не спросил, где я и как собираюсь добираться домой.

— Помнишь то кафе, где шоколадные фонтанчики? — Я дышу на стекло и в запотевшем островке рисую пальцем большой знак вопроса. — Поехали туда. Там пледы теплые.

— Ок, Зай. И возьми коробку на заднем сиденье. Сорян, что не под елку.

Даже не удивляюсь. Это же Миллер — он привозил мне подарки вообще без повода, а на День рождения и Новый год всегда что-то особенное.

В небольшой коробке с шелковым бантом — «яблочный» телефон последней модели. С защитным стеклом и фирменным чехлом милого светло-розового цвета.

Прижимаю это богатство к груди, и становится еще хуже.

Я продажная блядь, если принимаю дорогие подарки от женатого мужчины? Или это просто… знак внимания от друга моего отца, для которого это совсем ничего не значит, и просто безделушка?

— Бармаглот, а где ваша жена? — снова перехожу на «вы». Так безопаснее. Как в броне. Как будто вот тут грань, за которую он никогда не переступит. — Кто ее отвезет сегодня домой?

Глупый вопрос, конечно. У Милы есть собственный автомобиль. Кажется, даже два.