Режимы в petrostates Персидского залива – саудовской Аравии, оаэ, Катаре, а также в Брунее – довольно далеки не только от либерализма, но и от демократии. Ожидать их серьезной либерализации или демократизации в ближайшем будущем не приходится. Но все эти государства развиты в экономическом и правовом отношении, внутренне достаточно стабильны. Либералы очень не любят petrostates, поскольку те наиболее явно опровергают их догму. Им остается лишь сетовать на нефтедоллары, постоянный приток которых способствует консервации традиционных политических культур.

С другой стороны, «либерал-демократизация» в условиях слабого правопорядка и недостаточной политической стабильности (а тем более «разброда и шатания») очень часто негативно влияет на экономический рост и приводит к комплексным кризисам, порой долгосрочным. Так, Гаити, государство, созданное еще в начале XIX в. по итогам успешного восстания рабов (едва ли не единственного в истории), можно номинально числить среди «ветеранов демократии». Там уже около 200 лет (с перерывами) проводятся прямые общенациональные выборы и накоплен огромный опыт политической конкуренции. Однако ни порядку, ни процветанию это никак не способствовало. Достаточно напомнить о 30 (как минимум!) государственных переворотах, трех иностранных интервенциях и не поддающихся счету бунтах. Государство не раз приходилось едва ли не учреждать заново. Единственный более-менее стабильный период в новейшей гаитянской истории – время свирепой диктатуры Франсуа Дювалье (1957 – 1971 гг.) и чуть менее свирепой его сына Жана-Клода (1971 – 1986 гг.), тогда демократия сворачивалась полностью. Киргизия в 1990-е гг. числилась у Запада одним из передовиков «либерал-демократизации» на постсоветском пространстве, не просто оставаясь бедной и отсталой страной, но неуклонно беднея и откровенно дичая. В 2005 г. Там случилась «тюльпановая революция», объявленная было прорывом в «либерал-демократизации», но никаких видимых улучшений за ней не последовало. Спустя пять лет последовала еще одна «революция»… Ярко выраженные отрицательные последствия «либерал-демократизация» продемонстрировала в Боливии, Индии[296], Пакистане, Таиланде[297], на Украине и т. д.

Разговор о демократии логически выводит к ее якобы полной противоположности – автократии (греч. αύτοκρατία – самовластие, «самоправление») в смысле монократии. То есть к неограниченному или малоограниченному единоличному властвованию правителя (соправителей[298]).

Считается, что такое властвование непременно устанавливается при «абсолютной» монархии, но может быть установлено и при других моделях правления. На деле даже при поверхностном изучении опыта древних и средневековых восточных деспотий, Европейских «абсолютистских» королевств XVI—XVIII вв. Или современных «углеводороных» монархий бросается в глаза вопиющее противоречие между декларациями о концентрации всей полноты власти, порой даже духовной, в руках монархов и практикой распределения властных полномочий и ресурсов внутри политической элиты (аристократии, высшей бюрократии, высшего духовенства и т. д.).

Правитель, даже, кстати, республиканский (римский принцепс-император), мог быть господином жизни и смерти всех своих подданных, мог иметь самые широкие права для того, чтобы «ротировать» элиту. Но ни один правитель никогда не мог властвовать действительно единолично, разве только в глубокой древности в самых примитивных компактных городах-государствах. Да и это довольно сомнительно. Править всем и всеми одному не под силу. Властвование имеет естественные пределы. Правитель всего лишь человек, ограниченный в своих физических и интеллектуальных возможностях и нуждающийся как минимум в помощниках. («[…] даже самый ужасающий властитель все равно ограничен человеческой природой, недостаточностью человеческого рассудка и слабостью человеческой души. Даже самый могущественный человек должен, как и все мы, есть и пить. Он станет больным и старым»[299].) Поэтому помимо правителя, помимо самовластителя всегда есть другие властвующие. И совокупная прямая и косвенная власть этих властвующих зачастую превосходит власть правителя. Можно заявлять (и нередко заявляют) о про-изводности их власти от власти правителя, но что от этого изменится сущностно?