— Бывает… у очень упрямых и гордых, — заметил беззлобно Дрейк. — Трудно сразу признаться, что понравились друг другу. Остается ненависть.

— Мы не понравились…

— Ладно, Досифея. Не хочу обсуждать вас с Ашшуром. — Дрейк потрепал мои волосы.

— Прости, — вздохнула я и затихла в сто объятиях.

Не знаю, сколько бы мы так стояли, но в моей голове раздался ворчливый голос ящера:

— И с кем обнимается Дуся на этот раз?

— С Дрейком, — мысленно ответила я с улыбкой. — Он меня простил.

Ашшур

Ашшура затопила волна боли Досифеи и желание тут же сорваться на ее поиски и утешить. Еле остановил себя. С каких пор его так волнует ее состояние? Может, просто потому, что ей действительно было очень плохо? И это не злость, не обида, а именно боль, душевное страдание, которое затапливает слепо, безотчетно, стихийно, словно вырывая сердце с мясом из груди.

И ему было не все равно, стоит уже признаться самому себе. Ему Досифея всегда казалась сильной, неуязвимой, неспособной на душевные муки и страдания. Тем и раздражала. Не было в ней слабости, несмотря на внешнюю хрупкость. Она не нуждалась в нем.

И вокруг нее всегда полно готовых ее утешить. Он в этот круг избранных не входил. Хотя, может, стоит признаться самому себе, что хотелось? Быть тем, на кого она посмотрит в поиске поддержки. Тем, к кому она побежит за помощью и утешением. Тем, кому она доверится. Причем единственному. Первому, и одному ему.

Но, чтобы стать таким, потребовались бы время и усилия. А ему надо все сразу.

Завоевывать внимание какой-то избалованной куклы?

Да ну, он предпочтет тех, кто сразу раздвинет ножки, поймав горячий драконий взгляд. А куклу… вокруг нее рой поклонников, вот пусть они с ней и носятся, с этой избалованной дусей.

Но с тех пор как их объединила связь, Досифея стала ближе, стала частью его. От которой просто так не отмахнешься. Он вспомнил, какой увидел ее в последний раз. Куда пропала та самоуверенная девица со вздернутым носом, вызвавшая в нем раздражение при первой встрече?

Бледная, осунувшаяся, с поникшими плечами и тусклым потерянным взглядом, от которого щемило в груди даже у него. И ее опустошающая боль сворачивала внутри все в тугой узел. Красивая кукла не должна страдать, не должна чувствовать такой боли и одиночества. Кукла должна улыбаться и вызывать в нем раздражение. А не желание обнять ее и утешить…

Тут мысли Ашшура потекли не в том направлении. Он представил, как утешение плавно переместилось бы на кровать. Он держал бы ее в объятиях, вытирал слезы, прошелся бы пальцем по щеке, по губе. Затем провел бы по ней языком, почувствовав солоноватость ее слез и сладость пухлого ротика, в котором он бы уже исследовал все закоулочки. Руки бы тем временем спустились вниз. Одна бы добралась до груди, уютно там устроившись.

Ашшур помнил, какая у нее восхитительная грудь, нежно-розовый сосок которой призывно торчал на белоснежной нежной коже. У Ашшура свело в паху, и он мысленно приказал себе остановиться. Ему помогло то, что вслед за болью своей избранной он почувствовал ее облегчение и умиротворение. А также, тхэр его забери, физический контакт! Р-р-р. С кем она там опять обнимается? Утешитель нашелся довольно быстро. А он тут переживал.

Ослепленный ревностью, Ашшур настроился на Досифею и, пытаясь сдержать внутренний огонь, спросил:

— И с кем обнимается Дуся на этот раз?

— С Дрейком, — мысленно ответила Дуся, да еще и с улыбкой. — Он меня простил.

— А, ну тогда ладно. — Пламя дракона утихло.

Ашшур и сам бы с удовольствием получил прощение Дрейка. Но как он ни пытался с ним поговорить — результата пока не было.

Первый разговор закончился дракой, вернее, нападением со стороны Дрейка, сам-то дракон позволил ему выплеснуть свой гнев. Второй — тоже физическим действием, Дрейк оттолкнул его, провоцируя на драку. Третий, четвертый… и вплоть до десятого — Дрейк просто игнорировал его. На одиннадцатый бывший друг не выдержал и заявил:

— Отстань, Ашшур. Я бы сказал напоследок, что не желаю вам с Досифеей счастья. Но вы и без меня не особо счастливы, не так ли?

Поскольку им приходилось работать вместе, общения было не избежать. Но Дрейк с того дня общался сухо и по делу. Ашшура это злило, расстраивало и ему хотелось вернуть все, как было прежде. Но он понимал, что сам виноват в этой ситуации и старался проявить терпение.

Если Дрейк простил Досифею, есть ли шанс теперь и у него, у Ашшура?

Как бы он ни считал себя независимым драконом-одиночкой, за это время он привык к Дрейку, и прежних дружеских отношений ему не хватало.

Надо же, вот отец бы посмеялся над ним. Дракон считает человека своим другом. Что поделать, он всегда был каким-то не таким драконом.

— Ашшур, — раздался неуверенный голос Досифеи в его голове.

— Что? — откликнулся дракон.

— Если все так и будет, что нам теперь делать? Как нам жить дальше?

Если бы он знал, если бы он только знал. Но у него не было ответов на эти вопросы.

Но сдержаться дракон не смог. Время текло, ответов на свои вопросы мы не получали. А между тем организм темпераментного дракона требовал своего. В очередной раз проснувшись от желания и почувствовав отголоски драконьего сластолюбия, я застонала от досады.

Врываться ему в мозг я посчитала ниже своего достоинства (еще примет за ревность, ну его) и провела очередную бессонную ночь. Конечно, я опять могла бы отомстить. Но играть чужими чувствами не позволяли опыт игр с драконом и воспоминания о Дрейке.

С Трамарисом я пыталась встречаться, вызывая неудовольствие отчаявшегося завоевать меня Кайла, затесавшихся мне в приятели Эро-Наха и каким-то боком Кантора. Но дальше поцелуев у нас с магистром не заходило. Несмотря на идеальный образ оборотня-рыси, никаких чувств я к нему не испытывала.

В очередной раз ближе к ночи, поймав огонь дракона, обменивавшегося с кем-то страстными ласками, я взмолилась:

— Ашшур, за что ты так со мной? Я больше не могу, я устала…

Это были просто мысли, на которые я не ждала ответа. Ответа и не было. Ашшур ясно дал понять с самого начала, что я не та, ради которой он поступится своими принципами. Он хотел независимости, и я только мешала.

Ашшур

Поиски ответов на эти вопросы оставались бесплодны. Чем больше времени проходило и чем больше отказов по своему запросу о разрыве связи истинной пары получал Ашшур, тем больше он топил отчаяние в парах крепкой выпивки.

Он напивался до полного отупения, чтобы выбросить из головы все мысли о нежной феечке, о которой он теперь постоянно думал. Это было похоже на наваждение, на насланную магию, какой-то дурман, что ужасно злило и раздражало дракона. Только он сам решает, о чем и о ком думать. Златовласка-разноглазка не входила в это число.