было мало профсоюзов. Такая же картина и сейчас, когда мы вступили в экспоненциальную эпоху: рабочие силы цифровых суперзвезд полностью лишены профсоюзов. С самого начала своего существования технологическая индустрия выступала против них. Один из основателей Intel Роберт Нойс заявил: «Чтобы наши компании выжили, профсоюзов быть не должно»[313]. Современные крупнейшие компании подхватили эту мантру. Американские сенаторы Элизабет Уоррен и Берни Сандерс давно обвиняют Amazon в жестких нападках на работников, которые пытаются объединиться в профсоюз[314]. На протяжении последнего десятилетия сотрудники технологических компаний, которые пытались организовать профсоюзы, сталкивались с множеством препятствий: в одних случаях из-за того, что не получали необходимой широкой поддержки, а в других — из-за активного вмешательства работодателей. Только в январе 2021 года всего 200 сотрудников (из работающих там 135 тысяч человек) компании Alphabet, которой принадлежит Google, вступили в созданный профсоюз.

Возможно, у слова «профсоюз» просто слишком большой багаж для эпохи экспоненциального роста. Оно вызывает в памяти образы бастующих шахтеров и сталеваров, а не протестующих водителей Deliveroo. Тем не менее коллективные действия остаются лучшим способом гарантировать справедливое отношение к работникам. Если мы хотим построить достойную, гибкую, безопасную и справедливую систему трудоустройства, людям необходимо организоваться. Только профсоюзы могут вести коллективные переговоры от имени работников. Кроме того, профсоюзы лучше, чем отдельные сотрудники, осваивают опыт, необходимый, чтобы разбираться в сложных технических вопросах, возникающих в быстро меняющейся экономике.

Но и в мире профсоюзов цифровые технологии — это сразу и проблема, и решение. Новые информационные сети дают работникам возможность обобщить свой опыт, обсудить, как на него реагировать, и организоваться. Поиск единомышленников всегда затруднял объединение в профсоюзы, но в эпоху экспоненциальных технологий, когда любой человек со смартфоном становится потенциальным товарищем, это перестает быть проблемой. Сегодня процесс формирования профсоюза зачастую начинается с неформальной социализации в группах WhatsApp и на онлайн-форумах. Хотя у работников каждой отрасли свои требования, принцип использования технологий для коллективизации един для всех[315]. В Западной Виргинии, где уровень членства в профсоюзах составляет около 10,5%, учителя, желающие организовать профсоюз, создали свою закрытую группу в Facebook[316]. К ней присоединилось около%0 % из 35 тысяч учителей штата, сделав группу центром обсуждения и координации забастовок в масштабах всей Западной Виргинии[317].

Рожденные в интернете, такие коллективы могут быть поистине глобальными, о чем профсоюзные деятели-интернационалисты начала XX века могли только мечтать. В январе 2020 года гиг-водители со всего мира собрались в Оксфорде на первую встречу Международного альянса работников транспорта на базе приложений. Этот альянс выступает за улучшение условий труда для всех работников транспорта на базе приложений во всем мире.

Эти обладающие цифровыми возможностями профсоюзы могут устранить экспоненциальный разрыв, обеспечив постоянную адаптацию трудового законодательства и отношений между сотрудником и работодателем к изменениям в экономике. Коллективные переговоры и организация работников — уже давно самый оптимальный способ добиваться того, чтобы работодатели учитывали потребности своего персонала, а законы следовали этому. Без них работники вряд ли смогут поспевать за темпами экспоненциального века.

Самая большая опасность, с которой сталкиваются работники в эпоху экспоненциального роста, исходит не от роботов. Ее истоки — быстро меняющаяся экономика, которую определяют фундаментальные изменения в организации труда, обусловленные гиг-работой и алгоритмическим менеджментом. Это ведет к извечной проблеме — дисбалансу отношений между руководством и работниками. Хотя этот дисбаланс — следствие экспоненциальной эпохи, его вполне можно избежать.

Глава 6. Мир неоднороден

У Анжело Юя возникла проблема. Заканчивался 2019 год. На протяжении двух предыдущих лет президент США Дональд Трамп публиковал в сети Twitter все более агрессивные обвинения и даже угрозы в адрес китайского правительства. Одновременно с этим Белый дом неуклонно повышал тарифы на весь импорт из Китая в США. Все это серьезно подрывало положение стартапа Юя под названием Pix Moving. Компания занималась производством шасси для беспилотных автомобилей нового типа. Ее офис находился в Гуйяне, примерно в тысяче километров от Шэньчжэня. Из-за новых тарифов дорожало решительно все.

Предприниматель послабее наверняка просто бы поднял цены уже в самом начале продаж. Но Юй был не таков, и он придумал выход. В Pix Moving использовались только самые современные, так называемые «нематериальные» приемы организации производства. По словам Юя, его компания экспортировала не автомобили, а «технологии, необходимые для производства этих автомобилей»[318]. При таком подходе не было нужды грузить товар в контейнеры и отправлять покупателю — вместо этого компания посылала коллегам в США чертежи, а там с помощью послойной 3D-печати выпускались нужные компоненты, из которых и собирался готовый продукт. Такой подход помог избежать внимания таможенной службы (и обойти пошлины). Технологии 3D-печати позволяли собирать любые узлы и машины по требованию клиентов — и к черту эти торговые войны.

История стартапа Pix Moving показывает, в каком направлении будут меняться технологии производства по мере того, как мы приближаемся к экспоненциальной эпохе и расстаемся с иллюзиями по поводу глобализации. С одной стороны, пример Юя показывает, как теперь работает глобальная экономика: можно запросто разработать прототип автомобиля в Гуйяне, а сборку организовать в Калифорнии. Однако здесь же мы видим проявление противоположных тенденций — возврат к локальному производству. На протяжении последних десятилетий схемы поставок становились все длиннее, а производственные цепочки включали все больше международных партнеров. Отдельные узлы и элементы автомобиля могли производить в десятке разных стран, да и сборку организовать не в одной стране. В будущем же производство можно будет переносить ближе к потребителю. Фантастические возможности 3D-печати позволяют создавать отдельные элементы там, где это удобнее: дизайн конечного продукта разрабатывать в любой точке мира, а конечный продукт собирать в местном цехе именно для тех потребителей, которые живут неподалеку.

Никто не ждал такого поворота событий. В 2005 году Томас Фридман опубликовал ставшую бестселлером книгу «Плоский мир»[319] и объявил, что в ней описана вся история только начавшегося XXI века. Он утверждал, что мир входит в третью фазу глобализации. Первая началась с исследования европейцами Америки и ассоциируется, как правило, с колониализмом и глобализацией торговли. Вторая фаза пришлась на XIX век: акцент сместился на деятельность транснациональных корпораций, а кульминацией стало появление в послевоенную эпоху крупнейших производственных компаний. По мнению Фридмана, в рамках третьей фазы глобализация достигнет нового уровня: обмен трудовыми ресурсами и информацией и торговый обмен приобретут еще более международный характер. Фридман выделяет десять факторов, в силу которых мир становится все более «плоским», — от программных продуктов для управления трудовыми ресурсами и аутсорсинга отдельных функций до развития и расширения сложных цепочек