– Знаешь, надоел ты мне, – сказал капитан, злощурясь. – Я все-таки профессионал. А жизненный опыт учит: гонористый типвроде тебя обязательно будет врать и изворачиваться... Есть, конечно, надежныеспособы, но в данной ситуации они не подходят. Очень трудно будет проверитьтвою брехню. Да и не генерал ты, в конце концов, – мелочь летучая...Вставай. Пошли во двор. Если я тебя тут пристукну, его сиятельство будет потомворчать, что ему изгадили паркет, по которому как-то ступал сам императорФранц-Иосиф... Беда с сиятельными... Ну, пошли к стеночке. Или тебя волочьпридется? – он гнусно ухмыльнулся. – Вообще-то не имею ничего против.Приятно будет посмотреть, как ползешь и за сапоги цепляешься... Сволочькраснопузая...

– Не дождешься, жандарм... – прохрипел Спартак и,собрав все силы, рывком поднялся на ноги.

Его тут же повело в сторону от пронзительной боли в затылке– третий, столь неожиданно появившийся на сцене, вмазал ему рукояткойпистолета, каковой и сейчас покачивал в руке, наблюдая за Спартаком с холоднымлюбопытством. Тоже ждал унизительной для советского офицера сцены. Нет уж,такого удовольствия он им не собирался доставлять...

Хлопнула дверь. Спартаку показалось сначала, что у негоперед лицом неизбежной смерти начались видения – говорят, бывает, – нопоходило это скорее на доподлинную реальность. Перед ним стояла Беата, та самаячаровница из Львова, живая и реальная, по-прежнему обворожительная до того, чтосердце перестало биться – разве что на ней вместо нарядного платья была кожанаякуртка с повязкой на рукаве и отутюженные армейские бриджи, заправленные ввысокие сапоги. И кобура с «парабеллумом» красовалась на поясе.

Вот теперь ему стало по-настоящему горько и уныло. Сосмертью он уже как-то незаметно смирился, от судьбы не уйдешь, но совершенноневыносимой была мысль, что его поведут к стенке на глазах львовской прелестнойнезнакомки. И, что еще сквернее, она, быть может, и позлорадствует вместе совсеми...

– Какая встреча, панна Беата, – сказал он, галантнораскланявшись, отчего в затылке вновь рванула колючая боль. – На войне,как на войне... То есть – не гора с горой... В общем, вы неизменноочаровательны...

Она широко раскрыла бездонные синие глазищи:

– Пан Котляревский?!

– Собственной скромной персоной, – сказал он хмуро.

– Что вы тут делаете?!

– Да как вам сказать... – пожал плечами Спартак. –Я тут пролетал по делам, бомбил немцев. Сначала немцы сбили, а теперь вот этирасстреливают. И, самое обидное, совершенно непонятно за что.

Она повернулась к капитану. К немалому изумлению Спартака,тот оставил прежнюю фанаберию и держался не то что предупредительно, а, полноевпечатление, приниженно. На непонятный вопрос девушки он ответил обстоятельно,многословно, судя по интонациям, не ставил в известность, а докладывал.Завязался разговор, из которого Спартак, естественно, не понял ни словечка –один раз, правда, мелькнуло уже знакомое «бомбовец», но больше ничего не удалосьразобрать.

Беата сказала что-то резко, повелительно. Капитан вродезаспорил. Она, похоже, цыкнула...

И капитан сдался. Морда у него была недовольная, но сразуясно, что вынужден подчиняться: сердито фыркнул, вздохнул, косясь на Спартака свидом обиженного ребенка, которому злые взрослые не дали разломать великолепнуюигрушку, махнул рукой, и троица покинула комнату.

Задумчиво покачав головой, Беата прошлась по комнате –поскрипывали начищенные сапоги, – притворила дверь потайного хода, приселана краешек тяжелого кресла и, досадливо морщась каким-то своим мыслям, бросила:

– Садись, что ты стоишь, как засватанный... Они тебя били?

– Не без того, – сказал Спартак. – Но я тожеуспел...

Она сказала что-то на родном языке.

– Что?

– Дети малые, чтоб тебе было понятно, – перешла она нарусский. – Мальчишки с улицы... Значит, это ваш самолет сбили подБедронками?

– Я в здешней географии не силен, – призналсяСпартак. – Бедронками – это что?

– Бедронки – это деревня. Немцы там поселили украинцев.Сволочь. Полицейские.

– Согласен, – сказал Спартак. – Мне они тоже сразупоказались законченной сволочью... Послушай, до чего же ты красивая даже внаряде... Какая же ты красивая...

– Что? – удивленно спросила девушка.

– А впрочем, красивая – не то слово. Обворожительная.Ослепительная. Если бы ты меня полюбила, я бы горы свернул...

– У тебя все в порядке с головой?

– Абсолютно, – сказал Спартак. – Понимаешь, мнепросто нечего терять. Если уж вы меня все равно сейчас шлепнете, то какой смыслдержать мысли при себе? Ваш капитан – гнида дешевая, зато ты – невероятнообворожительное создание... Можешь не верить, но это единственноеобстоятельство, которое меня с вашей бандой примиряет...

– Мы – не банда! – ее глаза от гнева стали почтичерными. – Мы – армия сопротивления.

– Извини, – сказал Спартак. – Охотно верю. Воттолько отдельные экземпляры портят всю картину – я, понятно, не о тебе...

– Ну, их можно понять, – сказала Беата. – Есть квам кое-какие старые счеты и претензии...

– А я-то тут при чем?

– Да при том хотя бы, что ты – офицер советской армии.

– Знаешь, я с вами в тридцать девятом не воевал, –сказал Спартак. – Исключительно с немцами... да. Еще и с финнами. И,положа руку на сердце, в гости к вам не набивался. Даже если бы я знал, что этоты тут, внизу, все равно пролетел бы мимо... Так мне что, все-таки к стеночкепроследовать?

– Не говори глупостей, – поморщилась она. –Справедливости ради, я тебе кое-чем обязана... И весьма существенным. Вобщем, расстреливать тебя я, конечно, не дам...

– А они тебя послушают? – с искренним любопытствомспросил Спартак. – Капитан мне показался страшно несговорчивым человеком,к тому же он тут шишка какая-то...

– Ничего. Да будет тебе известно, этот капитан как раз мне иподчиняется.

– Ого, – сказал Спартак. – А ты, часом, негенерал?

– Майор. Но я стою по служебной лестнице повыше капитана...

– Контрразведка?

– Именно. – Она уперлась локтями в стол, положилаподбородок на сцепленные пальцы и уставилась на Спартака с непонятным выражением. –Не хватало мне лишних хлопот... Ну что прикажешь с тобой делать?

– Расстрелять.

– Я серьезно. Никто не возьмет на себя такой труд –вести тебя к линии фронта. Мы с вашим Сталиным в серьезных разногласиях, ужизвини. А сам ты далеко не уйдешь... Без знания языка и реалий... Пристукнутгде-нибудь. Есть, конечно, эти... – она сделала гримаску, – московские.Но и с ними никто не будет связываться... Вот что мне с тобой делать? Ладно,перед командованием я тебя отстою. А потом? Ну что ты на меня такуставился? – она чуточку покраснела. – Как будто мы на балу...