– Ты бы язычок прикусил, сволочь. Я же из тебя и в самомделе могу ремней нарезать столько, что на роту хватит...

– А на каком основании? – повторил Спартак. – Вася не задевал. И с вами не ссорился. Я бомбил немцев. Слышали что-нибудь протакую штуку – антигитлеровская коалиция? Вот ее я, так уж вышло, и имею честь вданный момент представлять. Так сложилось. А вы кого представляете,нелюбезный пан капитан?

Он откровенно хамил еще и оттого, что хотел проверитьсобеседника – как будет себя вести. И тут же убедился, что собеседник емупопался, пожалуй, из особенно опасных: капитан не вскочил с кресла, не сталмахать кулаками и оскорблять. Он сохранял полнейшее хладнокровие. РазглядывалСпартака холодно и брезгливо.

– Я имею честь представлять Польшу, – заявил он, на сейраз не без патетики. – Ее народ, правительство, вооруженные силы.

Спартак сказал почти без иронии:

– Вам, конечно, виднее, но мне вот казалось, что нет тут ниправительства, ни армии...

Вот теперь капитана проняло. Он выпрямился, будто шомполпроглотил, отчеканил:

– Запомни, красная сволочь: у нас есть все. И правительство,и армия, и система образования, и много чего еще. Все есть, ты уяснил?Подпольное, правда, но это не меняет сути дела.

– Поздравляю, если так, – сказал Спартак. –Значит, вы – против немцев...

– И против вас – тоже. Для нас, знаешь ли, все едино – чтоГитлер, что Сталин. И чем быстрее ты это уяснишь, тем легче тебе будет. Шанс утебя, скажу честно, имеется. Дохленький шанс, но все же лучше, чем ничего...

– И в чем он заключается?

– В том, что будешь считаться не бандитом, неведомо откудавзявшимся, а военнопленным. На военнопленных, как известно, распространяютсянекоторые привилегии. Жить, одним словом, будешь. А может получиться инаоборот, если начнешь фордыбачить. – Он неприятно улыбнулся. – Еслитебя что-то не устраивает, имеешь полное право жаловаться хоть антигитлеровскойкоалиции, хоть Сталину в Кремль... если доберешься.

– А интересно, где русский так хорошо выучил?

– Профессия такая, – усмехнулся капитан уголкомрта. – Нужная и необходимая человечеству, никто без нее обойтись неможет... Ну, что надумал?

– А что тебе надо, вообще-то?

– Дурака не разыгрывай. От военнопленных всегда, во всевремена требовалось одно – информация. Я тебя буду подробно и обстоятельнодопрашивать, а ты будешь отвечать со всем усердием. И не воображай, что мы доэтого не сталкивались с птичками вроде тебя и не сумеем распознать вранье...Тебе все понятно?

«Чего ж тут непонятного, – подумал Спартак. – То,к чему ты меня сейчас склоняешь, именуется предательством Родины и нарушениемвоинской присяги. Так это и называется вполне официально, чего ж тутнепонятного...»

Он прикинул шансы – и пришел к выводу, что шансы имелись. Неособенно большие, но все же...

Кое-какие наметки плана начинали складываться в голове. Дляуточнения некоторых деталей он повернулся к верзиле, нелепым монументомвозвышавшемуся за его креслом, поинтересовался:

– Ты бы не мог на пару шагов отодвинуться? А то луком прямов затылок дышишь...

Верзила смотрел на него в некотором недоумении. Капитан тутже вмешался:

– По-русски он не понимает совершенно, так что разговариватьс ним нет смысла. Пусть стоит, где стоит, так надежнее. Ну?

– Что – ну?

– Говорить будем?

– О чем?

– Обо всем, – терпеливо сказал капитан. –Дисклокация части, вооружение и все прочее, характер выполнявшегося задания...Это – для начала. Ну, а потом неизбежно всплывет еще масса вопросов о деталях,частностях и тонкостях. Я не намерен играть с тобой в психологические поединки,ни смысла нет, ни времени. Или ты запоешь, как тенор на сцене «Ла Скала», или ятебя отведу в менее комфортабельное помещение и побеседуем там вовсе уж неласково. Могу тебя заверить со всей определенностью: здесь никто твою болтовню опролетарской солидарности и прочих глупостях слушать не станет. Здесьсовершенно другой мир, мальчик. И если уж ты сюда попал, играть будешь по нашимправилам. Знаешь пословицу насчет устава и чужого монастыря?

– Слыхивал.

– Ну так как?

– А если все же пристукнете потом?

– Тебе, сволочь, дает честное слово польский офицер, –надменно сказал капитан, вздернув подбородок. – Будешь говорить,гарантирую жизнь, – он усмехнулся. – Тебе и самому никак не захочетсяназад, если выложишь все, что от тебя требуется. Советы тебя за такое поголовке не погладят, сам прекрасно понимаешь... – он вытянул указательныйпалец, целя в Спартака. – Хоп – как врага народа... Правильно?

– Правильно, – угрюмо согласился Спартак.

Он слегка сгорбился в тяжелом кресле, еще раз прикинув весэтого самого кресла, прислушался к сопению верзилы за спиной, чтобы неслучилось промаха. Затея была рискованная, но лучше рискнуть, чем окунуться вдерьмо повыше макушки...

– Ну что, мы договорились?

– Придется, – сказал Спартак. – Коньячку налей радиоживления беседы.

– Не заслужил ты пока что сорокалетнего коньячку из графскихподвалов, ну да знай мою доброту...

Когда капитан потянулся за бутылкой, уведя взгляд в еесторону, Спартак резко ударил локтем, почти без замаха – целя промеж ног своемуконвоиру. Отчаянный вопль за спиной тут же показал, что он не промахнулся. Нетеряя времени, Спартак шумно отпихнул тяжелое кресло, рыбкой метнулся черезстол в отчаянном прыжке. Полетели со стола бутылка и стопарики – а следом заними и сбитый Спартаком на пол капитан.

Навалившись, Спартак обстоятельно сграбастал местногоэнкаведешника за глотку и приготовился давануть как следует. Капитан,ошеломленный внезапной переменой ролей, слабо ворочался под ним, в точности какстеснительная девочка, пробовал орать, но не выходило...

Удар обрушился на затылок, и в глазах замелькали искры,созвездиями и галактиками. Спартак повалился лицом вниз, ощущая, как капитанпроворно из-под него выворачивается.

Сознания он не потерял, но на какое-то время выпал изсуровой реальности, колыхаясь в некоем полуобмороке. Чувствовал, какразъяренный капитан пинает его от души, ругаясь, судя по интонациям, во всюивановскую, но ничего не мог сделать.

Удары прекратились. Он полежал еще, потом оперся руками напаркет и сел. Капитан стоял поодаль, остывая от столь внезапных переживаний.

– Дурак, – сказал он почти спокойно. – Думал, я стипчиком вроде тебя буду говорить, не приняв мер предосторожности?

Спартак, помотав головой, огляделся. Верзила все ещепребывал в полусогнутом положении, зажав обеими руками ушибленное место и шипясквозь зубы от боли, а рядом с ним стоял еще один, незнакомый, выглядевшийгораздо более хватким и проворным. За его спиной часть обшитой резными панелямистены была открыта, как дверь – да это и была дверь потайного хода. «Замок спривидениями, – зло подумал Спартак. – Потайные ходы, скелетыфамильные...»