– Какие-то сволочи поспать спокойно не дали в гостинице! – возмущённо произнёс Андрей Никифорович. – И кому это вздрямилось нас поджигать посреди ночи? Неужто это снова князь Чарторыйский? Чёрт его возьми!

– Вернёмся в Варшаву – узнаем! Кому это невмоготу нас поскорее на тот свет отправить! – ответил Николай и уютненько пристроился на кожаном диване.

– Ты что это? Спать здесь собираешься? – возмутился тесть.

– А что? Пусть там, в гостинице, всё пока без нас догорит, а завтра у меня или уже сегодня… ответственный…

Предложение оборвалось и тут же раздалось безмятежное сопение. Николай уснул аки младенец в люльке.

– Смотри, и правда спит. Ну ты только погляди на него! Настоящий путешественник во времени. Спит при первой же возможности, в любой обстановке и в любое время дня и суток. Пойду хоть дверь проверю: закрыта ли она? А то сдуру ломанётся к нам кто-нибудь в гости!

Алексей Никифорович подошёл к обитой коричневой кожей двери. Осторожно открыл её и быстро выглянул наружи. За ней оказался длинный коридор, а в конце его за столом сидел военный в фуражке с синим верхом. Тесть быстро ретировался и закрыл за собой дверь и тут же тихонечко повернул торчащий в замке ключ. Развернулся лицом к Андрею Яковлевичу и загадочным голосом произнёс:

– А хочешь, я скажу тебе, где мы находимся?

– Ну и где?

– На Лубянке! И, скорее всего, годика так тридцать седьмого. Сам бы ни за что бы сюда не пошёл! Ни за какие коврижки! Так вот – зять, спасибочки, поспособствовал, а сам спит без задних ног и в ус не дует!

Друзья разом посмотрели на мирно спящего Николая, грустно вздохнули и пристроились в креслах подле него. Уснули тут же, практически мгновенно. Нервы у старых солдат оказались ещё те. Хоть и ворчат, но дело своё знают туго. Друзья спали и не слышали, как часы отбили: четыре часа, пять, шесть, семь… Но когда кто-то за дверью стал к ним ломиться, то Алексей Никифорович с Андреем Яковлевичем вскочили разом, а Николай… продолжал рассматривать подробности, наверное, уже десятого или двадцатого сна. Спросонок Алексей Никифорович не сразу разобрал, где он находятся, а в это время за дверью командный голос требовал навести порядок.

– Дежурный! Это почему дверь в моём кабинете закрыта? Я её специально вечером не запирал, чтобы с самого утра связист смог проверить мой телефонный аппарат!

– Никак не знаю, товарищ майор! – отозвался молоденький голос.

– А кто тогда знает, если дежурный по этажу не в курсе, что у него на вверенном ему участке делается! – угрожающе рявкнул майор.

И тут ещё на столе надрывно зазвонил телефон. В итоге получился самый настоящий кавардак: в дверь настойчиво ломится нервный майор, дежурный орёт по телефону на слесаря, а телефон в кабинете этого же самого майора – надрывно звонит и звонит.

– Буди Николая! Сматываться пора! – громко зашипел Андрей Яковлевич.

Они разом принялись трясти Николая, а тот как на грех так крепко спал сладким сном и никак не мог проснуться. Он только сонно отмахивался от них, как от надоедливых мух. Видимо, всё-таки сказалась неделька напряжённой подготовки к голосованию в польском сейме.

– Там кто-то есть! – взволнованно закричал за дверью майор. – Выбивай замок! Дежурный, да где ж ты, твою мать! Слесаря давай сюда скорее! Ай, вас дождёшься, когда нужно, – вечно чёрт знает где шатаетесь!

В дверь перестали ломиться. Раздался характерный звук передёргивания затвора пистолета и почти сразу же подряд – два выстрела. Пули разорвали древесину рядом с замком. Дверная ручка двери снова лихорадочно задёргалась. Но надёжная советская дверь не поддавалась. Снаружи снова выругались, и тут Николай вскочил как ошпаренный.

– Я же в сейм проспал!

Снова с гулким эхом прокатился по длинному коридору звук от двух выстрелов, и дверь резко распахнулась. На пороге стоял майор НКВД в форме, фуражке и с пистолетом «ТТ» в руке, а перед ним, в его личном кабинете, трое каких-то «ряженых» в странных одеждах, да ещё и со шпагами на поясе. Офицер остолбенел от неожиданности. Он ожидал увидеть в кабинете что угодно и кого угодно, но только не «ряженых». В это время к нему подбежал молоденький солдатик, а за ним, еле-еле поспевая, семенил пожилой слесарь с тяжёлым чемоданом с инструментами.

– Товарищ майор… – начал было отчитываться дежурный, но его прервал офицер.

– Дежурный, твою мать! Под трибунал у меня захотел? Это что у тебя за цирк в моём кабинете?!

– Никак не знаю, товарищ майор! Вот, еле-еле нашёл слесаря! А в кабинет ваш, как вы его закрыли вчера вечером, так он и стоял до вашего прихода! Никто в него не входил! – отчитывался дежурный по этажу.

– А это тогда – кто, по-твоему? Святая троица или святой дух? – грозно рявкнул чекист и гневно посмотрел на поникшего дежурного.

Николай не стал выяснять, какой именно «цирк» имеет в виду майор НКВД, а пока тот спорил со своим подчинённым, повернулся к стене, через которую они попали в его кабинет, и провёл по ней золотым «грецким орехом». Стена исчезла. За спиной у Николая раздался тяжёлый удар об пол, потом зазвенел металл и раздался испуганный старческий голос:

– Боже, сохрани меня! Боже, сохрани меня!

Это слесарь от страха выронил из рук тяжёлый картонный чемодан с инструментами. Слабенький замок не выдержал, инструменты высыпались из него, а слесарь стал быстро-быстро креститься. Стена за «ряжеными» вновь восстановилась, а люди за ней пропали. С майора спала пелена наваждения, забежал в кабинет, стал метаться по нему, выискивая пропавших «ряженых». Не найдя их, остановился и совершенно невпопад закричал: «Стоять! Стрелять буду!» – нервно затряс пистолетом, но стоять уже было некому Чекист растерянно оглядел свой кабинет. На пороге замерли с такими же растерянными лицами солдат и слесарь, а на кожаном диване лежали грязные тряпки. Ровно три штуки. Именно столько, сколько в его кабинете было странных людей…

– Или привидения? – тихо произнёс майор.

Он первый раз в своей жизни перекрестился, а затем медленно, грузно сел на диван рядом с уже никому не нужными тряпками. Тяжело вздохнул и тихо произнёс:

– Что теперь со мной будет?

Рядом с ним, с круглыми от удивления и страха глазами, стоял бледный как мел молоденький дежурный по этажу и всё ещё продолжающий креститься седовласый слесарь.

В это время друзья оказались на чудом сохранившемся фрагменте второго этажа их гостиницы в Варшаве. Обугленные стены ещё дымились, стоял отвратительный запах, и друзья снова тяжело закашлялись.

– Там кто-то ещё есть! – раздались голоса под наполовину сгоревшей стеной.

Николай посмотрел вниз. Под ними с баграми наперевес стояли трое мужиков. Они, высоко задрав головы, с удивлением и страхом смотрели, как на единственном целом бревне балансировала троица в чистой, дорогой одежде со шпагами на боку, но с чёрными от копоти лицами. Поляки могли поклясться, что ещё мгновение назад там, наверху никого не было. Мужики разом перекрестились, дружно громко воскликнули: