— Я не просил кормить меня.

Я всплескиваю руками:

— И не просил, чтобы я наблюдала, как ты умрешь. Пожалуйста, Рей, давай покончим с этим поскорее и займемся тем, ради чего сюда приехали.

— А как мы это устроим?

Я открываю дверь машины:

— Никак. Мы просто подбежим, схватим их и начнем пить их кровь.

Рей хватает меня за руку:

— Нет. Они будут в ужасе. Они побегут в полицию.

— У полиции этого города есть более важные дела, чем парочка истеричных двадцатилеток.

Рей упрямится:

— У тебя уйдет всего несколько секунд, чтобы их расслабить и загипнотизировать. Тогда они не будут страдать.

Я выхожу из машины и сердито смотрю на него:

— Ты бы предпочел, чтобы страдала я.

Рей неохотно выбирается из машины со своей стороны:

— Нет, Сита. Я бы предпочел поститься.

Я обхожу машину и беру его за руку — симпатичная молодая пара на невинной прогулке. Но настроение у меня испорчено.

— Ты бы предпочел, чтобы страдала я, — повторяю я.

Когда мы приближаемся, белокурая парочка даже не поднимает глаз — настолько они увлечены анатомией друг друга. Я бросаю на Рея еще один недовольный взгляд. «Что, ты хочешь, чтобы я их загипнотизировала?» Он пожимает плечами — он хотел бы для них анестезии перед тем, как прокусить им вены. Мое терпение истощилось. Подбежав к разгоряченным парню и девушке, я наклоняюсь и вырываю из–под них спальный мешок. Они взлетают на метр в воздух — в буквальном смысле. Они смотрят на меня так, словно я могу их укусить. А вот и могу.

— Это ограбление, — говорю я. — Необычное ограбление. Вы не пострадаете и не лишитесь денег. Но вы должны оказать нам огромную услугу. Оставайтесь спокойными, и мы всё закончим за десять минут.

Они не остаются спокойными. Мне плевать. Я хватаю девушку и бросаю ее Рею, а сама берусь за парня. Я стягиваю ему руки за спиной и держу их одной рукой. Меня не тревожит, что он открывает рот и громко зовет на помощь. При грохоте прибоя никто его не услышит. А если бы кто и услышал, то какая разница? Это Лос–Анджелес: здесь может произойти землетрясение, а люди подумают, что это Гармоническая Конвергенция. Небольшой крик на пляже Зума никогда никого не тревожил. Но все же я закрываю парню рот своей свободной рукой.

— Я предпочитаю ужинать в тишине, — говорю я. Оборачиваясь на Рея, который борется с девушкой, я делаю ему замечание: — Ты тянешь, и от этого только хуже.

— Я делаю, как мне надо, — говорит он.

— Хм, — ворчливо произношу я. Я закрываю глаза, длинным ногтем большого пальца вскрываю иену на шее, впиваюсь губами в рану и жадно сосу. Я попала в сонную артерию. Кровь льется мне в рот, как шоколад на мороженое. Мой молодой человек обмякает в моих руках и начинает наслаждаться. И для меня, и для моей жертвы высасывание крови может быть очень сладострастным. Я знаю, что он чувствует, будто каждую клеточку его тела ласкают тысячи пальцев. А мне его кровь кажется теплой пульсирующей рекой. Но если я захочу, то могу сделать кормление просто ужасным для своей жертвы. Например, когда я закончила со Слимом, он чувствовал, что адские муки были бы желанной заменой.

Конечно, ни одна из моих жертв не становится вампиром просто из–за того, что ее укусили. Чтобы произошла трансформация, нужен массированный обмен кровью. Интересно, есть ли у Эдди Фендера иголки и шприцы.

Я так захвачена восстановлением своих сил, что не сразу замечаю, что нас трое, хотя должно быть четверо. Открыв глаза, я вижу, что девушка Рея сбежала. Она молча и очень быстро бежит вдоль пляжа по направлению к бетонной лестнице, которая выведет ее через огораживающие пляж валуны на прибрежное шоссе.

— Что за черт! — говорю я Рею.

Он пожимает плечами:

— Она укусила меня за руку.

— Догони ее. Нет, я сама догоню. — Я передаю ему своего счастливчика. — Заканчивай с ним. Он потянет еще на пол–литра.

Рей колеблется, принимая юношу:

— Он обессилен.

— Беспокойся о собственной силе! — кричу я через плечо, бросаясь за девушкой. Она в ста метрах и готова прыгнуть на ступени — удивительно, что она еще не кричит. Должно быть, она в шоке. Она всего в трех метрах от шоссе, когда я настигаю ее и стаскиваю вниз по ступеням. Однако она сопротивляется сильнее, чем я предполагала. Она выкручивается и сильно бьет меня кулаком в грудь. К моему великому изумлению, мне больно. Она ударила меня точно в то место, где мое сердце пронзил кол. Но я не ослабляю хватку.

— Тебе будет больно, сестричка, — говорю я, когда она в ужасе смотрит на меня.

Моя правая рука удерживает ее руки, а левая закрывает ей рот. Снова ноготь большого пальца вскрывает ей шейную вену. Но теперь жажда крови еще сильнее, и я сосу красную струю, словно эликсир самого бессмертия. Но бессмертие вампиру дарует не материальное, не флюиды или частицы крови. Это сама жизнь — субстанция, которую никогда и никакой ученый не способен воспроизвести в лаборатории, — и любой другой источник питания меркнет по сравнению с ней. Но высасывание крови этой девушки обращается не в эротику, а в жадность. Словно пытаясь утопить всю свою боль и измождение в одном глотке, я пью из этой девушки так, как будто ее жизнь — это мое вознаграждение за всех злодеев, которых мне придется наказать.

Моя жажда сбивает меня с толку. Мой огромный опыт меня подводит. Я вдруг чувствую, что Рей трясет меня и требует отпустить девушку. Открывая глаза, я вижу, что юноша спокойно лежит на песке, все в тех же ста метрах от меня, и во сне забывает нежданную встречу с творениями ночи. Он проснется с сильной головной болью, только и всего. С девушкой все иначе. Она страшно бледна, холодна как песок, на котором мы стоим, и хрипит. Ее сердце едва дрожит в груди. Я наклоняюсь и кладу ее спиной на песок. Рей опускается на колени и качает головой. Мой промах стал для него горьким десертом.

— Я не нарочно, — говорю я. — Меня занесло.

— Она выживет? — спрашивает Рей.

Я кладу ладонь ей на грудь, и биение ее пульса говорит мне больше, чем могло бы определить самое современное оборудование интенсивной терапии. Только теперь я замечаю, что сердце девушки в шрамах — они на правой аорте, возможно, из–за перенесенной в детстве болезни. Я не то чтобы совсем осушила ее. Но выпила больше, чем следовало, а тут еще ослабленный организм. Я знаю, что она не выкарабкается.

— Дело плохо, — говорю я.

Рей берет ее за руку. Меня он не брал за руку больше месяца.

— Ты что–нибудь можешь для нее сделать? — спрашивает он с болью в голосе.

Я развожу руками:

— Что я могу? Я не могу вернуть ей забранную кровь. Все кончено — давай убираться отсюда.

— Нет! Мы не можем ее бросить. Используй свою силу. Спаси ее. Ты ведь спасла меня.