в Аргентине, ибо в 1957 его агенты вернулись оттуда с пустыми руками. И, все же, глава правительства потребовал от Хареля вернуться к делу и продолжать искать следы Эйхмана.

После того, как агент Моссада Цви Аарони, нашел, что под фамилией Клемент скрывается Эйхман, Иссер Харель обратился к Хаиму Коэну, как юридическому советнику правительства, обсудить вопрос законности планируемой операции похищения. Хаим Коэн спросил министра юстиции о законности похищения человека с иностранным гражданством и проведении суда над ним в стране, в которой он не совершал своих преступлений. Министр юстиции, известный своими либеральными взглядами, сказал, что в данном случае можно судить Эйхмана в государстве Израиль. И Хаим Коэн тут же дал зеленый свет операции похищения.

Наоми продолжает обсуждать с Розеном вопросы, которые не давали ей покоя в Германии. Почему союзники не останавливали поезда смерти, почему не бомбили железнодорожные пути, ведущие в лагеря смерти? Министр открывает ей тайну, которую она должна похоронить в памяти. Было бурное совещание в руководстве сионистского движения по вопросу массового истребления евреев. Члены правления хотели потребовать, чтобы британцы бомбили железнодорожные пути, ведущие в лагеря смерти. Вейцман возражал, объясняя это трагическим положением британцев.

Герцль верил в то, что политическими средствами можно достичь главной цели еврейского народа – создания своего государства. А Вейцман мечтал о том, чтобы достичь независимости еврейского анклава в Палестине с помощью создания культурной основы, учебных учреждений. Хаим Вейцман, ученый с мировым именем, ушел из президиума сионистского профсоюза, чтобы мобилизовать средства для создания научного института в Реховоте, «Института Даниеля Зива», который в конце сороковых годов был открыт и назван «институтом Вейцмана». Первого президента государства Израиля в народе называли «царь евреев». Но и он, и его жена Вера вели себя, как королевская чета, были далеки от граждан государства. Они жили в институте Вейцмана, в Реховоте, а не в столице государства, как полагается во всех странах мира.

Политические скандалы в Израиле следуют один за другим. И Наоми, благодаря тесной дружбе с министром юстиции, находится в эпицентре событий.

«Бен Гурион принял единоличное решение и приказал мне не вмешиваться в «дело Лавона», – рассказал он Наоми, – и после «операции Синай» не заниматься темой освобождения пленных. Это дело военных и оно не относится к министерству юстиции».

Бурные дебаты в правящей партии МАПАЙ, завершились подтверждением требования Б.Г. – снять Лавона с поста министра обороны.

«Постыдное дело» будоражит всю страну. И «правые» и «левые» стараются влиять на общественное мнение. «Государство это политика, а политика – грязное дело», – говорят на улицах. Постепенно в обществе наступает понимание того, что не следует видеть в еврейском государстве нечто особенное. Мораль еврейского народа точно такая же, как и мораль любого другого народа. Следует вести войну с коррупцией без всяких скидок! Мечта о единстве нации – отдельно, а реальность – отдельно.

Министр юстиции Пинхас Розен, судья Высшего суда справедливости Хаим Коэн, и юридический советник правительства Зигфрид Мозес, каждый по своему, говорят Наоми, что государство Израиль не будет требовать репараций от Германии. Но есть такие, кто считает, что за все преступления нацистского режима против еврейского народа следует выдоить из Германии все возможное. Их не волнует содержание засекреченных документов, с которыми ознакомилась комиссия по репарациям в Берлине.

«Когда-нибудь раскроется содержание этих документов, и государство Израиль покраснеет, – предупреждает Наоми. – И тогда у многих станет черно в глазах от рассказов спасшихся в Катастрофе. Ей больно видеть притупление нравственных чувств у руководителей еврейского государства. Израиль позорят адвокаты, у которых одно стремление – увеличить сумму репараций, от которых им полагается гонорар. В Германии она встречала тех, которые говорили, что нечего евреям являться с претензиями. Они и так получают репарации.

Возвращение домой – это возвращение в бурную общественно-политическую жизнь. Меир Яари сделал выговор Израилю за то, что тот посоветовал ему быть осторожным с коммунистами и не открывать никаких секретов Беру.

«Почему следует бояться связей с ним?» – отвечал Яари. – Даже Давид Бен Гурион находится под впечатлением от знания Бером истории войны за Независимость».

«Он подозрителен», – упрямился Израиль.

Израиля Бера арестовали за шпионаж 30 марта 1961, и осудили на десять лет тюрьмы.

Но Розенцвайг не принимает доводы судей.

«Мы склоняемся верить тому, что факторы, которые склонили обвиняемого к тому, что он сделал, были продиктованы с его стороны страхом и беспокойством за судьбу нашего государства, в котором он занимал важные должности. Но не может гражданин ставить под угрозу безопасность государства. И беспокойство, и страх за него не спасут человека от наказания, если он вовлечен в деятельность, угрожающую государству».

Значит, речь идет лишь о деньгах, а не о пользе государства! Израиль убежден, что именно в этом истинная причина, и прочные связи осужденного с главой правительства и его людьми, а также с членами партии МАПАМ, коммунистами, облегчили наказание. Правительство Израиля не хочет портить и без того напряженные отношения с СССР на пике холодной волны. Тем не менее, Высший суд справедливости продлил наказание Беру до шестнадцати лет заключения, к великому неудовольствию израильских коммунистов. Многие в кибуцах считают, что вся эта история – навет, и несут еду и одежду коммунистическому шпиону в тюрьму «Шатэ», около Бейт Альфы.

Преступления Сталина и КПСС отдаются эхом по всему миру, а в государстве Израиль все еще сильна вера «солнцу народов» в сердцах коммунистов. «Россия – наша вторая родина!» – провозглашает лидер движения кибуцев Яков Хазан с трибуны Кнессета. В кибуце висят портреты Сталина. И фанатичное преклонение перед ним застилает все его преступления.

«Говори всю правду. Не бойся острой реакции товарищей». Израиль сопровождает Наоми в переполненный зал на семинар в Гиват Хавиве, ясно понимая, что ее слова возбудят публику. Историк Тревор Ропер усилил ее антимарксистские настроения, и она тверда в своем стремлении сказать правду, несмотря ни на что.

«Коммунисты просвещенные?! Отбросьте эти иллюзии. В двадцатом веке коммунизм не выдержал испытание. Коммунизм потерпел решительный провал. Идея проверяется вовсе не военными победами, а человеком, воспитанным этой идеей. И если уже подводят счет, то надо его сводить не только с коммунизмом, а со всем рабочим движением. Социал-демократическая партия Германии была партией масс, которая воспитывала их сто лет. Как же случилось, что вопреки этому народ побежал за Гитлером?! «Шум в зале не останавливает ее речь. Она говорит о том, что рабочее движение не прислушалось к опыту социал-демократического движения. Она говорит о нацистах, о коммунистах, о социал-демократах и об опасном подчинении идеологии, о том, что цель не оправдывает средства.

Она чувствует