– Молодец, – Эмили, взяв щенка на руки, обняла его и снова опустила на землю.

Эштон, подняв фазана, бросил добычу в охотничью сумку.

Седрик угрюмо посмотрел на Пенелопу.

– Малышка Пенни уже здесь и такая же своенравная, как и ее хозяйка. Вырвалась из моих рук и отказалась принести мне птицу, которую я подстрелил. – Он все так же сердито, но беззлобно смотреть на щенка.

Годрик усмехнулся.

– Она преданная. Нельзя наказывать ее за это.

Седрик насупился, перезаряжая свое ружье. Эмили почему-то подумала: из-за того, что парню не нравилось перезаряжать ружья, он и стал отличным стрелком. Мужчина может состариться, занимаясь этим.

– Думаю, теперь я рискну, – сказал Эштон, подняв оружие, и удалился.

Пенелопа следовала за ним по пятам.

Оставшись наедине с герцогом, Эмили решила сменить тему разговора:

– Годрик, могу ли я задать тебе вопрос?

Он кивнул.

– Кем тебе приходится мистер Хелприн? – Она постаралась задать вопрос как можно более деликатно, чтобы случайно не задеть чувства герцога.

– Джонатан? Он мой камердинер.

– Камердинер? Я никогда не видела, чтобы он прислуживал тебе…

Годрик, остановив ее, обнял за плечи.

– Откуда столь внезапный интерес к моему камердинеру? Не задумала ли ты заставить меня ревновать? – Герцог усмехнулся, сверля ее взглядом.

Она не могла удержаться, чтобы не поддразнить его.

– А ты бы ревновал? Мне казалось, при сотнях любовниц тебе будет все равно, если я обращу внимание на кого-то другого.

– Не смей шутить по этому поводу, Эм. – Он придумал ей новое прозвище. – Я хочу только тебя. У меня нет других женщин.

Годрик не признался ей в любви, не пообещал постоянных отношений, но это было начало.

Эмили в порыве прижалась к нему и обняла за поясницу.

– Теперь ты меня развяжешь? Я вовсе не собираюсь бежать.

– Нет. Мне нравится, что ты привязана ко мне. – В его словах как будто бы таился более глубокий смысл.

В лесу было тихо и чудесно. В роще и воздухе царило изобилие, как будто бог сна поселился на соседнем дереве. Деревья вздыхали и качались на ветру. Землю покрывал волшебный ковер, и падающие листья каждую минуту добавляли ему золота с багрянцем.

Все выглядело безупречно. У Эмили есть преданная гончая, сама она идет в сопровождении мужчины, который не отпускает ее от себя, хотя это звучит несколько фигурально, и группа новых друзей вселила в нее мир и радость. Они не нуждались в словах. Вместо них она говорила с Годриком улыбками и пожатиями рук.

Жизнь у дяди была скучной. Ни шуток, ни смеха, ни даже слез; только ужасная тишина и скрип пера по бумаге. Почему нельзя остановить время хотя бы на несколько дней? Несколько недель? Она могла бы остаться здесь навсегда с Годриком и остальными.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Эмили, опомнившись, попыталась отогнать внезапное уныние.

– Ни о чем. – Она постаралась украдкой смахнуть набежавшие слезы.

Годрик нахмурил брови.

– Ты несчастна? Давит веревка?

Заботливый тон так расходился с его словами, что ей захотелось засмеяться, но смех перешел во всхлипывание.

– Несчастна?

Он помассировал ей талию, она же покачала головой и отвернулась от стыда. Эмили потянулась за сломанной веткой, но Годрик поймал девушку, притянул к себе и крепко прижал к груди.

– Что…Что я могу сделать? – Он не мог понять, чего она хочет или в чем нуждается, между тем его намерения согревали ей сердце.

– Пожалуйста, Годрик, просто обними меня на секунду. – Она провела губами по его шее и прижалась к нему.

Он отвел девушку к ближайшему бревну и усадил к себе на колени. С момента смерти ее родителей она еще никогда не чувствовала себя так комфортно. Эмили заставили жить в доме дяди, где ее сердце зачерствело и умерло.

Годрик не предлагал ей любовь, но, по крайней мере, он заботился о ней, и это было в тысячу раз лучше того, что давал ей дядя.

Сейчас Эмили нуждалась в тепле мужчины, его силе, объятиях больше, чем в воздухе в легких.

Все было так сложно. Ее родители умерли и никогда не вернутся. Она теперь одна.

На глазах выступили слезы. Горькие, болезненные. Но Эмили не утирала их, пусть текут. Совсем скоро они исчезли, оставив внутри пустоту, окруженную оболочкой.

– Эмили, ты в порядке? – Теплые губы Годрика ласкали ее ухо.

– Я… Все будет хорошо. Прости за слезы. Тебя, должно быть, раздражают мои разговоры.

– Единственное, что меня огорчает, – это осознание того, что ты плачешь из-за меня.

– Из-за тебя? О Годрик, это не так… Я плакала из-за моих родителей. Я наконец осознала, что они мертвы… и никогда не вернутся. – Ее голос задрожал. – Я все спрашиваю себя, какими были последние минуты их жизни. Моя мама не умела плавать… Ей, должно быть, было так страшно.

Эмили не могла дышать при мысли о холодной темной воде. Напряжение сковало ее рассудок, овладело мыслями, мешало думать.

– Дыши глубже, Эмили. – Годрик обнял девушку еще крепче и придвинул ближе к себе.

Объятия не действовали удушливо, наоборот, они наполнили ее силой. Она почувствовала его губы на своих висках, когда он стал целовать ее. Эмили начала медленно и тяжело дышать.

– Моя бедняжка, – шептал он между легкими поцелуями, опускаясь от виска к щеке.

Мужчина провел носом по ее шее, и она почувствовала его запах. Успокаивающий, легкий и в то же время притягательный.

– Я знаю, что могу сделать, чтобы ты снова улыбалась.

– Что? Нет, только не это!

– О да!

Эмили обхватила себя руками, но было слишком поздно, так как Годрик начал ее щекотать.

Через секунду девушка уже снова смеялась. В это трудно поверить, но она и герцог Эссекский, имеющий дурную репутацию, сидели, обнявшись, смеясь и подшучивая друг над другом. Эмили всегда думала, что именно такой и должна быть любовь.

Безумная страсть в его глазах смягчилась, когда Эмили улыбнулась ему.

– Пойдем. Нам надо догнать остальных.

Девушка встала с его колен.

Они двинулись вперед, и, не сказав ни слова, Годрик взял ее за руку, их пальцы переплелись, как будто им было предначертано судьбой всегда оставаться вместе.

Томас Бланкеншип стоял в гостиной дома Эванджелины Мирабо, восхищаясь этой женщиной. Она сидела, откинувшись, на кушетке и смотрела на него полузакрытыми глазами необычного насыщенного медово-карего цвета. Ее формы – пышная грудь и стройные ноги, выглядывавшие из-под приглушенно-голубого муслинового платья – легко могли возбудить мужчину. Русые волосы, закрученные в идеальные локоны, спадали по шее и спине.