Возглавляет весь этот блудняк кумовства директор — Володя Разгуляев. Главным его помощником и собутыльником является некто Витя, этакий серый кардинал, фамилию которого никто не знает, не помнит или не утруждается запоминать. Остальные единицы штатного расписания укомплектованы такими же бесфамильными Толиками, Костями, Дашами, Наташами и остальными бедными родственниками.

Целыми днями офисный топ-народ слоняется по кабинетам, изнывая от безделья. Женская половина перемывает косточки своим подругам, если не занята возложенными на них амурными функциями. Мужская часть гоняет чаи/кофеи, пребывая в перманентном состоянии то ли «с бодуна», то ли «под градусом», то ли соображая в этом направлении. Все здесь пропитано духом безделья и воровства. Да, воровство реально пахнет вполне определенным образом. В начале это запах страха, когда только начал красть, а позже это дух безнаказанности и дорогого перегара.

На пути моей ревизионно-проверочной деятельности данного ответвления корпорации непреодолимой преградой встала бабулечка на проходной.

– Куды, милок, собираисси итить? — смешно шамкая губами, строго спрашивает она, когда я намериваюсь прокрутить турникет и пройти на территорию завода.

– Туда, — сообщаю я, неопределенно указывая рукой. Я не хочу преждевременно сообщать о своем прибытии.

– Куды «туды»?

Меня забивает кашель. Бабулечка испуганно прикрывается и отворачивается.

– Предположим, в «Globusland», — признаюсь я, когда приступ кашля миновал.

– Чтобы туды пройтить, пропуск нужон.

– Где ж его брать?

– Так тама, куды собираисси, — шлемкает бабуля с обезоруживающей логикой. — В этой самой Глупостьлете.

– Как я могу туда пройти за пропуском, если вы меня не пускаете?

Бабуля картинно разводит руками. В поисках решения я тупо обшариваю глазами стены проходной. Наряду с наглядной агитацией, бережно сохраненной еще со времен строительства развитого социализма, на стендах вывешены названия фирм, арендующих заводские площади. Среди прочих я замечаю указатель: «Маг и чародей, магистр ордена Тайного таинства Корбунь Лев Львович. Отвороты, привороты, сглаз».

– А если к магистру, магу и чародею Корбуню?

– К ему — проходи, — великодушно разрешает бабуля.

– Значит, если к нему, то пропуск не требуется? — пытаюсь я уточнить для себя ситуевину.

– Не нужон. Так проходи, — подтверждает страж турникета.

– А если в «Globusland», то необходим пропуск?

– Туды нужон.

Подивившись избирательности строгих мер, я прохожу через проходную и оказываюсь на территории завода.

Спустя несколько минут я пересекаю порог офиса, обуреваемый жаждой громких разоблачений. В коридорах офисного помещения ко мне не проявляется ни малейшего интереса. Все заняты своими делами. Я даже удивляюсь, увидев людей на рабочем месте. Со своей московской ментальностью я думаю, что при таком бесконтрольном режиме все должны насквозь пропитаться похуизмом и забить на все. В удивлении я подхожу к директорской двери.

– Владимира Игоревича в настоящий момент нет на месте, — объявляет мне секретарша, как две капли воды похожая на мою Катерину.

Сходство настолько впечатляет, что я туплю.

– Катенька, — срывается с языка, — а когда он будет на месте?

– Откуда вы знаете мое имя? — удивляется девушка и, не дожидаясь ответа, предлагает пройти к его заместителю Виктору. — Вторая дверь по коридору.

Я послушно засовываюсь во вторую дверь по коридору и встречаюсь взглядом с молодым чуваком, упражняющимся в выдувании колец из табачного дыма.

– А-а-а, прибыли, значит? — обращается он ко мне, не проявляя особой заинтересованности.

Чувак нехотя выходит из-за стола и протягивает для пожатия вялую руку.

– А мы вас утром ждали, — с нотками обвинения проговаривает он, откровенно зевая.

«Так, — думаю я, — значит, инкогнито не получилось. Оказывается, меня тут уже ждут. Никакой неожиданности не будет. Кто-то уведомил воронежцев о моей таинственной миссии. А я-то, наивный, надеялся. Чиновник из Москвы, инкогнито, как там у Кольки Гоголя: „Ревизор, и еще с секретным предписанием". Ну что ж. Тем, может быть, интересней!» Любопытна реакция Витюши — он не источает предполагаемого мною трепета. Они тут полностью отморожены: ни тебе подобострастия, ни страха в глазах, ни элементарного корпоративного такта.

– Значит, вам обо мне сообщили? — интересуюсь я, перманентно покашливая.

– Звонили. Вчера еще. Ну ладно, пойдемте, я вам все покажу, — лениво протягивает Витя и закладывает в рот жевательную резинку.

Затем он тушит сигарету в пепельнице из глобуса. Я отмечаю про себя показной корпоративный патриотизм, и мы выходим из кабинета. Далее молча идем широким коридором. Я ощущаю запах пищи, доносящийся из больших дверей, в направлении которых мы движемся. «Неужели стол уже накрыли? — удивляюсь я про себя. — Оперативно…»

Мы проходим по задворкам кухни со старомодными плитами и алюминиевой посудой. Персонал в драных, но (справедливости ради надо отметить) чистых белых одеждах с интересом приглядывается к нам.

– Вот здесь у нас, собственно, и находится, так сказать, сердце… святая святых… понимаешь ли.

– Кхе-кхе-кхе, — кашляю я в ответ, дико удивляюсь такому трепетному отношению к кухне (святая святых!) и с интересом продолжаю слушать дальше своего гида.

– Здесь вот у нас кастрюли, — показывает Витя, открыв огромных размеров шкаф.

Я молчу. Виктор испытующе вперивается в меня. Тогда я киваю в ответ, типа: «Понял, не тупой!»

– Вот эти кастрюли для, так сказать, производственников, рабочих, фигурально выражаясь.

Я периодически кашляю и непрерывно киваю головой, как дрессированный дельфин, всем видом показывая, что мне безумно интересно все, о чем вещает этот придурок.

– А здесь, — Витя мало того, что заставляет меня нагнуться, чтобы воочию убедиться в наличии инвентаря, так еще и орет в ухо, вероятно принимая меня за глухого, — посуда для нас, так сказать. Для белых воротничков, для белой кости, фигурально выражаясь. Сейчас я покажу, где у нас ножи и прочие поварешки.

Путешествие по кухне прерывает своим появлением грузчик в жутко грязных сапогах и с мешком, вероятно, какой-то крупы.

– Куда ты в грязных сапожищах?! — орет на него Виктор. — Иди отсюда! Мать твою.

– Так я ж это.

– Уйди, говорю, с кухни.

Грузчик, бурча себе под нос, удаляется вместе с мешком на плече, и познавательная экскурсия продолжается.

– О традиционном меню вам расскажет Шурочка.

Вышедшая из общего строя огромная бабень с лицом ожиревшего бегемота бровями показывает мне, что она и является той самой Шурочкой. Я опасливо киваю ей головой (на всякий случай). Хищный оскал женщины означает приветливую улыбку.