Один молодой военный советник, выпускник Вест-Пойнта, не мог скрыть презрения, глядя на 47-летнего командира батальона с черными зубами, к которому он был прикомандирован. В свою очередь, офицер ВСРВ писал: «[Американское] начальство не обучало и не требовало от этого молодого капитана адаптироваться к нашей среде и культуре. Он пытался плести смешные интриги, чтобы взять под контроль вьетнамских офицеров и весь батальон, как если бы это была его игра»[209]. Через год, перед отъездом домой, американец сказал своему коллеге, что только теперь он понял, что такое война, и сожалеет о своей прежней глупости. Но после его сменил новый советник, и все повторилось сначала. «Так было со всеми их советниками. Американцы движимы благими намерениями, но им не хватает основательности и терпения». Один вьетнамский курсант рассказывал о своего рода «межкультурном конфликте», невольно спровоцированном американцем: в военной академии в Далате капитан армии США постучал указкой по каске задремавшего на занятиях курсанта, чтобы того разбудить[210]. Этот жест спровоцировал настоящий бунт, вызвав всеобщее негодование среди вьетнамских курсантов, для которых даже символический удар ассоциировался с колониальным унижением. Конфликт удалось погасить только благодаря усилиям начальника академии Нгуен Ван Тхиеу, позже ставшего президентом Вьетнама.

Чак Аллен служил в спецназовской «Команде А», которая зимой 1962 г. размещалась на базе под Кхешанью. Американцы презрительно называли своих вьетнамских сослуживцев LLDB (Lousy Little Dirty Bastards) — маленькими трусливыми грязными ублюдками. «Вытащить их на любую операцию стоило огромных трудов. Они отказывались выходить за пределы лагеря. Иногда нам приходилось подкупать их едой или одеждой»[211]. Во время патрулирования американские спецназовцы приходили в бешенство от «случайно» выстреливающих винтовок и клубящихся дымом костров, которыми вьетнамцы пытались предупредить вьетконговцев о своем приближении. «Нам понадобилось некоторое время, чтобы понять, что мы, американцы, не всегда правы… Эти „трусливые грязные ублюдки“ воевали уже 15 лет. И вот явились мы, такие крутые и дерзкие, и решили победить за шесть месяцев». Тем не менее спецназовцы «Команды A» были настроены не давать спуску партизанам на своем небольшом клочке театра военных действий, подбадривая себя песней, которая брала за душу любого американца: «Мы победили везде, где мы были!»

Парадоксально, но большинство из 3 млн американцев, побывавших во Вьетнаме в предвоенный и военный период, не вступали в сколь-нибудь значимые контакты с жителями этой страны, помимо разве что общения с проститутками, которых здесь скромно называли «барными девушками». Вполне естественно, что в чужой далекой стране американские военные старались создать такие же условия для жизни и службы, как у себя дома, — так делают все иностранные армии в подобных обстоятельствах. Даже журналисты предпочитали пользоваться безопасными американскими клубами-столовыми, чтобы писать свои репортажи, в которых зачастую резко критиковали американские провалы. Как бы то ни было, подчеркнутое стремление большинства «крестоносцев Кеннеди» отделить и даже дистанцировать себя от вьетнамцев лишь способствовало глубокому отчуждению со стороны последних.

Роберт Кеннеди, в должности генпрокурора участвовавший в выработке политики по Индокитаю, считал, что «военный ответ приведет к провалу антиповстанческой борьбы… Любые действия, которые игнорируют фундаментальные социальные реформы и опираются исключительно на военную силу и технологии, обречены на провал и не должны поддерживаться нами»[212]. После поездки во Вьетнам в 1961 г. Линдон Джонсон настаивал на «важности создания ответственных политических институтов… необходимости одновременных, энергичных и комплексных усилий по решению экономических, социальных и других серьезных проблем вьетнамского общества. Лидерство и инициатива в этих усилиях должны исходить от вьетнамского руководства». Роджер Хилсман из Госдепартамента высказал мнение, что происходящее во Вьетнаме «не есть война, а есть политическая борьба с военными аспектами»[213]. Руководствуясь здравым смыслом, администрация США должна была бы прийти к очевидному выводу: пока существуют политические причины для недовольства, военное вмешательство бесполезно. Вьетнамский народ был не просто недоволен политикой Зьема и созданными им системами; он питал отвращение к самому «лицу» режима — к обосновавшейся у власти семье Нго с ее жестокостью, некомпетентностью и католицизмом. Даже американцы были отчасти смущены тем фактом, что, ссылаясь на демократию как на моральную основу для содействия антикоммунистической борьбе, они, по сути, противостояли демократическим общенациональным выборам, на которых вьетнамский народ мог бы изъявить свою волю.

Тем не менее некоторые влиятельные лица продолжали утверждать, что недостатки режима не имеют значения. Уильяма Колби из ЦРУ нисколько не коробило, что Зьем установил диктатуру, — главное, чтобы та выполняла возложенные на нее задачи. Позже он писал: «Задача [поставленная нами] в Южном Вьетнаме требовала сильного руководства, и мессианская приверженность Зьема казалась более целесообразной, чем сумятица и нерешительность, которые стали бы неизбежным следствием копирования американской доктрины разделения властей»[214]. Колби установил дружеские рабочие отношения с Нго Динь Ню, — по правде говоря, его коллеги были озадачены его восторженным отношением к этой зловещей личности. Когда в ЦРУ начали обсуждать, кем можно было бы заменить Зьема, Колби предложил кандидатуру его брата Ню.

Неудачная высадка десанта в Заливе свиней 17 апреля 1961 г., которая ознаменовала собой провал оркестрованной ЦРУ операции по вторжению на Кубу менее чем за четыре месяца до инаугурации Кеннеди, довлела над всеми последующими политическими решениями его администрации. В августе коммунисты построили Берлинскую стену, а Хрущев на весь мир хвастался тем, что Вьетнам был советской лабораторией по взращиванию национально-освободительных войн. Тогда никто не знал, что в итоге в холодной войне победит Запад. Также никто не знал, что в 1962 г. Хрущев сказал Анатолию Добрынину, новому послу в Вашингтоне, что СССР не выдержит открытого вооруженного противостояния с США, поэтому его необходимо предотвратить любыми средствами: «Не нарывайся на неприятности»[215]. Мир жил в атмосфере страха перед ядерной войной и возможной победой коммунизма. В таких обстоятельствах национальным лидерам и их советникам было трудно мыслить и действовать с полным хладнокровием и рациональностью. Кроме того, сегодня легко забыть о том, что коммунистический лагерь ошибался так же часто и даже более грубо, чем западные державы, — взять хотя бы Венгрию, ГДР, Польшу или Кубу.