Эл Грей родился в 1928 г. в семье проводника поезда из Нью-Джерси, записался в Морскую пехоту и с легкостью переносил тяготы военной службы: «Мы были крутыми парнями»[205]. Он стал сержантом, в 1952 г. получил офицерское звание, недолго участвовал в Корейской войне в качестве передового наблюдателя. После этого занимался радиоразведкой и спецоперациями на границе Северной Кореи, СССР и тайско-бирманской границе. В 1960 г. капитан Грей был направлен в Сайгон, где ему понравились и южные вьетнамцы, и Зьем: «Я считал, что он на правильном пути». В качестве шпиона Грей путешествовал в гражданской одежде, часто как обычный пассажир на рейсах Air America. Следующие десять лет он играл роль связующего звена между морской пехотой и разведывательным сообществом: «Я был уверен: то, что мы делаем, позволит спасти много жизней».

Большинство этих людей жаждали приключений — и это было именно то, что Вьетнам мог предложить им в избытке. Фрэнк Скоттон питал страсть к дальним походам по дикой местности, иногда с проводником, иногда в одиночку, но всегда с оружием в руках. В поисках информации и острых ощущений он нередко попадал в смертельно опасные ситуации. Однажды утром, во время одного из первых походов по Центральному нагорью, на него из чащи внезапно вышел человек с винтовкой через плечо. «Я был бы рад, если бы он просто прошел мимо. Но он, хотя и удивился не меньше меня, сдернул винтовку и направил ее на меня. К счастью, мой карабин был заряжен и снят с предохранителя, поэтому я оказался быстрее. Мы стояли так близко, что я не мог промахнуться. Целиться в человека так же легко, как указывать пальцем; это всего лишь продолжение вашего намерения. Если что-то нужно сделать, делай это без колебаний. Я выстрелил несколько раз. После этого я не чувствовал за собой вины, только глубокое сожаление из-за того, что двое незнакомцев встретились в лесу, и один из них лишился жизни»[206].

В другой раз Скоттон путешествовал вместе с проводником из местного племени. Вечером, когда начало смеркаться, они увидели, что к ним беспечно приближаются двое вооруженных людей. Молодой вьетнамец бросился вперед и воткнул нож в спину одного из партизан. Когда второй схватился за винтовку, Скоттон выстрелил в него несколько раз. Горец оттащил труп своей жертвы на пересечение троп и усадил его в вертикальном положении, лицом в ту сторону, откуда они пришли. Скоттон спросил у своего проводника, который немного говорил по-французски, зачем он это сделал. Тот пожал плечами: «Это психологическая война!»[207]

На протяжении всего президентства Кеннеди в Вашингтоне шли дебаты, не следует ли США расширить свое вмешательство за пределы консультативной помощи и поставок оружия и начать развертывание боевых структур. Генерал Максвелл Тейлор был одним из тех, кто выступал за отправку войск (после более глубокого знакомства с ситуацией он радикально изменит свое мнение): «Южный Вьетнам — не слишком трудное или неудобное место для ведения боевых операций… Северный Вьетнам в значительной степени уязвим к конвенциональным бомбардировкам… Можно не опасаться массового вторжения живой силы с Севера на Юг и в соседние государства, особенно если нашей авиации будет дан карт-бланш». Тейлор рассматривал конфликт исключительно как военную проблему и рекомендовал отправить в Южный Вьетнам 8000 военнослужащих.

Госсекретарь Дин Раск и министр обороны Роберт Макнамара были несогласны с Тейлором, они считали, что такой небольшой контингент не позволит добиться достаточного успеха, чтобы оправдать все политические издержки. По оценке Пентагона, для победы над южновьетнамскими коммунистами требовалось 205 000 американских солдат. Между тем многие молодые дипломаты, сопровождавшие Тейлора в поездке во Вьетнам, не просто выступали категорически против отправки войск, но и были убеждены, что режим Зьема стоит на пороге краха. Однако над мышлением военных стратегов той эпохи слишком сильно довлел опыт Второй мировой войны. А ее главный урок, казалось, состоял в том, что подавляющая военная мощь способна сокрушить все. Грег Даддис писал: «Одним из самых распространенных заблуждений большинства высокопоставленных военных и даже гражданских чинов… была их вера в то, что военной силой в широком ее смысле можно достичь любых политических целей в постколониальных государствах»[208]. Но наличие военной мощи может приводить к опасному эффекту, когда у власть имущих начинают чесаться руки применить ее на практике. Одна за другой американские администрации не могли устоять перед соблазном отдать приказ о развертывании сил и затем наблюдать за тем, как быстро и эффектно выполняется их приказ. Отправить войска, особенно авиацию, чтобы навязать свою волю силой, гораздо проще, чем связываться со всеми сложностями социального и культурного взаимодействия с чужим народом.

В 1961 г., да и во все последующие годы, среди высшего политического руководства на Западе существовало глубокое непонимание тех последствий, к которым приводит западное военное присутствие. Да, на совести коммунистов было немало крови, жертв и народных страданий, но их след на вьетнамской земле был легким, как перышко, по сравнению с тем следом, который оставили на ней ботинки американских солдат. Само присутствие «сильных мира сего» — западных людей, вооруженных и нет, в военной форме или гражданской одежде, — не могло обойтись без унизительной дискриминации преимущественно сельского и к тому же бедного вьетнамского населения. Как и другие высокопоставленные американцы в Сайгоне, глава резидентуры ЦРУ Билл Колби вел образ жизни имперского проконсула: он жил на роскошной вилле с прислугой из шести человек. Американские офицеры считали в порядке вещей, что вьетнамцы чистили им ботинки.

В противоположность этому коммунисты обладали одним бесспорным достоинством: у них не было собственности, которую требовалось защищать с помощью оружия. Власти старательно пытались убедить крестьян в том, что, не говоря уже о прочих ужасах коммунистического режима, при коммунистах они никогда не станут богатыми. Однако западные технологии и богатство не вызывали зависти у бедных вьетнамцев, а лишь подчеркивали чуждость этих больших белых людей. Это отчуждение не могло преодолеть никакое количество медицинских бригад MEDCAP, прививок, продовольственной помощи, тракторов, лодочных моторов и семян высокоурожайного «чудо-риса». Своими материальными дарами американцы так и не смогли завоевать благодарность местного населения, на которую рассчитывали. Дети в Сайгонском зоопарке сравнивали обезьян с американцами, потому что у тех были такие же длинные волосатые руки. Некоторые пожилые вьетнамцы были встревожены присутствием чернокожих солдат, которые напомнили им о самых безжалостных французских колониальных войсках. Местные критики, а также коммунистические пропагандисты утверждали, что Вашингтон отправляет во Вьетнам только те товары, от которых отказались американцы, например ненавистную крупу булгур.