– Тоже Шах-Джахана, – пояснил казначей, надевая кольцо на большой палец и изображая лучника, натягивающего стрелу. – Говорят, императрица ваша охоту любит. А это кольцо для того и служило, чтобы тетива палец не поранила.

– Ну, если так, возьмем и его, – согласился Калушкин, беря кольцо и опуская его на поднос рядом с первым.

– Но, господин посланник… – пытался возразить казначей.

– Только охотится наша императрица с ружьем, – продолжал Калушкин как ни в чем не бывало. – Ружьишко бы надобно…

Ружье в сокровищнице нашлось – легкое, с чудесной отделкой и золотыми пулями в серебряном с жемчугами ящичке.

Дальше дело пошло быстрее. На поднос складывались изумительной красоты драгоценные джики, диадемы, браслеты, пряжки, табакерки, перстни, кольца и прочие украшения, назначения которых Калушкин не знал, но в ценности их не сомневался. Для других предметов подноса уже не хватало. Калушкин заприметил золотой стол дивной работы, украшенный богаче, чем Павлиний трон, и велел нести его за собой, нагружая стол все новыми редкостями. Когда и стол был весь заставлен, Калушкин просто указывал на желаемое и записывал в особую книжку.

Таким же образом Калушкин выбирал подарки Анне Леопольдовне – внучке царя Ивана V. Недавно она была выдана замуж за принца Брауншвейг-Люнебургского, и императрица надеялась, что у них родится сын, которому Анна Иоанновна сможет оставить Российский престол, так как других наследников мужского пола не было.

Затем Калушкин вспомнил о Елизавете Петровне. Дочь Петра Великого и Екатерины была известна веселым нравом и особым пристрастием к нарядам и развлечениям. Для нее, кроме драгоценностей, Калушкин набрал десятки кусков парчи разных видов, атласу, бархату и прочих дивных материй. Но, поразмыслив, решил не обделять и других дам, и десятки кусков превратились в сотни.

Казначей хватался за голову, но Калушкин вошел во вкус, и его было не остановить. В его список дюжинами попадали золотые, расписанные эмалями блюда, такие же сервизы и кувшины, сверх того, обсыпанные самоцветами, оправленные в золото хрустальные кальяны, ларцы и всевозможные дамские принадлежности.

Один из кувшинов Калушкин решил осмотреть повнимательнее, дабы придать себе вид знатока. Кувшин был небольшой, круглый, с высоким узким горлом. Калушкин насчитал на нем больше тысячи рубинов, не считая прочих каменьев и жемчугов. Под стать этому были и другие кувшины, не уступавшие ему ни убранством, ни тонкостью работы, разве что на одних было больше изумрудов, а на других – алмазов.

– Эх, – печалился про себя Калушкин. – При дворе за обычную посуду сойдут, а я бы на один такой кувшинчик век прожил припеваючи…

Проведя целый день в трудах праведных, Калушкин утомился. Он уже решил закончить этот набег на шахскую сокровищницу, пока еще пребывал в здравом уме, однако оставалась одна комната, в которую он еще не входил. Калушкин слегка перевел дух и отворил тяжелую, покрытую серебряными узорами дверь, в которую не решились войти ни казначей, ни слуги, сопровождавшие Калушкина.

Это оказалась лаборатория, где Сен-Жермен проводил свои опыты. Здесь было множество странных инструментов, колб, чаш с золотым песком, драгоценными камнями, неизвестными веществами и травами. Имелась также целая библиотека книг и свитков, из которых французский чародей, по-видимому, черпал нужные ему сведения. Кроме самого кудесника, тут было несколько индусов необычайного вида, походивших на отшельников и магов одновременно.

– Мсье Калушкин! – воскликнул Сен-Жермен, не отрывая взгляда от реторты, в которой что-то кипело, испуская странный запах и таинственное сияние.

– Покорнейше прошу меня извинить, – растерянно произнес Калушкин.

– Входите, друг мой, – пригласил Сен-Жермен. Он погасил под ретортой огонь и пожал руку Калушкину.

– Все опыты производите? – любопытствовал Калушкин.

– Эксперименты, – уточнил Сен-Жермен.

– Золото делаете?

– Отнюдь, – загадочно улыбнулся Сен-Жермен.

– Неужели – сами каменья? – предположил Калушкин.

– Их здесь и так достаточно, – ответил Сен-Жермен. – Драгоценные камни для меня лишь средство, материя…

– Тогда что же? – недоумевал Калушкин.

– Это тайна, – сказал Сен-Жермен, нюхая изготовленный состав. – Отвратительно.

– Дух, как в преисподней, – согласился Калушкин, оглядываясь на индусов, угрюмо смотревших из-под своих тюрбанов.

– Но вам, как другу, могу сказать, – продолжал Сен-Жермен, отставляя колбу. – Это почти эликсир бессмертия. Шах желает его получить, а я желаю его создать.

– Не может того быть, – испуганно перекрестился Калушкин.

– Тем не менее эти господа, – Сен-Жермен кивнул на индусов, – уверяют, что младшему из них больше двухсот лет.

– Иллюзия, – не верил Калушкин, вглядываясь в индусов.

Они и в самом деле выглядели необычно. Калушкину даже показалось, что тело одного из них, сухое, как пергамент, будто просвечивает насквозь.

– Поверить в это трудно, – согласился Сен-Жермен. – Проверить и вовсе невозможно. Один из них будто бы видел самого Тимура. Но, когда спрашиваешь об обстоятельствах, отвечает, что видел его издали, потому как пребывал в своей пещере, погруженный в нирвану.

– То есть в беспамятство? Как медведь в зимней спячке? – усмехнулся Калушкин и погрозил пальцем индусам. – Эти факиры водят вас за нос, мсье.

– Вы полагаете, что эти волшебники – жалкие шарлатаны? – улыбнулся Сен-Жермен. – Однако у меня есть основания им верить, хотя бы отчасти. Вполне вероятно, что они несколько преувеличивают, отмеряя время не как мы, но то, что они мне открыли, если это подтвердится опытами, способно совершить переворот в науке.

– И что же такое они знают? – сомневался Калушкин. – Чудеса делают?

– Не могу вам всего рассказать, простите, – ответил Сен-Жермен, наливая в чашки изготовленную им жидкость.

– Бессмертен лишь Агасфер – Вечный Жид, – напомнил Калушкин, – коего Бог обрек на вечные скитания в наказание за то, что не пожелал помочь Иисусу Христу нашему нести крест его. А эти больше похожи на язычников.

Сен-Жермен не стал больше разубеждать Калушкина. Вместо этого он взял в руки чашку с горячей жидкость, а другую протянул Калушкину.

– Не желаете ли отведать?

– Благодарю покорно, – отказался Калушкин, с опаской поглядывая на дымящуюся чашку.

– Я предлагаю вам то, что завтра предложу великому Надир-шаху, – сказал Сен-Жермен. – Это большая честь.

– А вы не боитесь, мсье, что это зелье – попросту отрава?

– Я давно ничего не боюсь, – ответил Сен-Жермен. – Но будет жаль, если я не испытаю всего, что возможно, чтобы открыть тайну эликсира бессмертия. А он существует, уверяю вас. Иначе все богатства шаха теряют свой смысл. Так вы будете пить?