Неожиданно тот рассмеялся.

– Я прекрасно помню тот день в Оксфорде!.. Кстати, у тебя получилось тогда с той арабкой, женой профессора?

– Нет. – Дикштейн криво улыбнулся. – Она умерла.

– Извини.

– Знаешь, произошло странное… Я вернулся туда и встретился с ее дочерью. Она страшно похожа на Эйлу.

– Да ты что! – Кортоне плотоядно ухмыльнулся. – И у тебя с ней срослось?! С ума сойти!

Дикштейн кивнул.

– У нас срослось во многих смыслах. Я собираюсь сделать ей предложение.

– И она согласится?

– Не знаю. Надеюсь… Я ведь старше ее.

– Возраст не имеет значения. Но тебе стоило бы поправиться. Женщины любят, когда есть за что подержаться.

Разговор начал раздражать Дикштейна, и теперь он понял почему: Кортоне намеренно придерживался банальных тем. Возможно, тому виной многолетняя привычка держать язык за зубами, или тот факт, что его «семейный бизнес» на самом деле был криминальным (о чем Дикштейн давно уже догадался), или же он просто пытался скрыть какое-то глубокое внутреннее разочарование. Прежний веселый рубаха-парень бесследно исчез в усталом, обрюзгшем теле. Дикштейну очень хотелось спросить его: что тебя радует? Кого ты любишь? Как ты живешь на самом деле?

Вместо этого он сказал:

– Помнишь, что ты обещал мне тогда, в Оксфорде?

Кортоне затянулся сигарой.

– Конечно, помню. Я сказал, что обязан тебе жизнью и за мной должок.

Ну, по крайней мере, это осталось неизменным.

– Мне нужна твоя помощь.

– Весь внимание.

– Ты не против, если я включу радио?

Кортоне улыбнулся.

– Кабинет проверяют на «жучки» раз в неделю.

– Это хорошо, – отозвался Дикштейн, но все же включил радио. – Ладно, Ал, карты на стол – я работаю на израильскую разведку.

Кортоне удивленно поднял брови.

– Мог бы и сам догадаться…

– Я готовлю операцию на Средиземном море в ноябре. Серьезную. – Дикштейн прикинул, насколько стоит посвящать Кортоне в суть дела, и решил ограничиться общими местами. – Возможно, нам удастся покончить с войнами на Ближнем Востоке. – Он помедлил, припоминая любимую фразу Кортоне. – И я не вешаю тебе лапшу на уши.

Кортоне рассмеялся.

– Если б ты собирался вешать мне лапшу, то приехал бы сюда раньше.

– Очень важно, чтобы это дело не смогли связать с Израилем. Мне нужна база для развертывания операции: просторный дом на побережье с причалом для небольших катеров и якорной стоянкой для крупного судна неподалеку. На то время, пока я буду там – пару недель, может, больше, – мне нужно, чтобы полиция и прочие любопытные представители власти не доставали расспросами. Есть только одно такое место и лишь один человек, который сможет мне это устроить.

Кортоне кивнул.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – заброшенный дом на Сицилии. Там, конечно, не курорт – отопления нет, связи нет, но, в целом, подойдет.

Дикштейн улыбнулся во весь рот.

– Здорово! Вот за этим я и пришел к тебе.

– Шутишь! – воскликнул Кортоне. – И все?!

По всему корпусу цвели огромные пятна ржавчины. Дождь, ветер и волны давным-давно стерли краску с надводной части. Планшир по правому борту, возле носа, погнулся из-за давнего столкновения, и никому не пришло в голову его выправить. На трубе налип слой сажи десятилетней давности. Шероховатую заляпанную палубу драили часто, но не слишком тщательно, так что повсюду оставались следы прошлых грузов: зерна, щепки, куски гнилых овощей, клочки мешковины. В теплые дни палуба воняла нечистотами.