– Чистым полем, цветами, деревьями, бабочками и дождем.

Алиса вспомнила, как ей однажды приснился домик у озера и как кто-то приносит чай, она размечталась, вот бы пожить в таком вместе с Тесаком, и вдруг ей так захотелось тоже уйти с Кубышкой.

– Пойду-ка я за ними, пока они не ускакали одни слишком далеко, – сказал Кубышка, ткнулся в Алису носом, и она улыбнулась, глядя, как он исчезает в туннеле.

Тесак взял Алису за руку.

– Нам с ними нельзя.

– Знаю, – вздохнула она.

Ее впереди ждали не цветочки с бабочками и не солнце, выглядывающее из-за туч после дождя, а тернистый путь по колено в крови и в поисках ее источника.

Алиса уткнулась Тесаку в плечо, устыдившись навернувшихся слез, от которых щипало глаза. Нельзя сейчас убежать и оставить весь Старый город Бармаглоту на расправу. А если чудовище добудет клинок, его ярость поглотит весь мир, и не останется в нем укромного местечка, даже домика у синего озера.

Поэтому они с Тесаком оставили туннель и пошли не за белым кроликом, а за красной рекой. Никто не рассыпал им, как в сказке, хлебных крошек, чтобы показать дорогу. Нужно отыскать Алисиного Кролика, а как – они понятия не имели, больше зацепок не осталось, ведь все, кто мог подсказать к нему дорогу, погибли.

– Тесак, – задумчиво произнесла Алиса. – Тебя все зовут Тесаком из Хиттауна.

– Да, – сказал он. – Там я раньше жил, с Хэтти и Дженни.

– А найти его сможешь? Ты же говорил, что от самого дома Бесс мысленно шел по воображаемой карте.

Тесак огляделся.

– Что-то не вижу ничего знакомого. Вряд ли я тут раньше бывал. Хотя при таком бардаке попробуй узнай.

Он указал на валяющиеся кругом тела, которых по пути за Бармаглотом становилось все больше. Алиса заметила, что даже у некоторых зданий проломлены стены, словно чудовище пыталось добраться до тех, кто прятался внутри.

– Но если все-таки попадется что-то знакомое, то сможешь добраться до Хиттауна, – настаивала Алиса.

– А уж оттуда и до Кролика, – осенило Тесака.

– Точно, – сказала она и положила руку ему на плечо. – Прости, что нам приходится возвращаться туда.

У него заходили желваки.

– Ну и тебе же придется вернуться к Кролику. Раз ты не боишься, значит, и я смогу.

«Это далеко не одно и то же», – подумала Алиса. У нее до сих пор остались провалы в памяти, а Тесак, благодаря Гусенице, пожалуй, вспомнил все. Воспоминания хоть и отрывочные, путаные, но картина в общем сложилась. Алисе все-таки проще, по крайней мере пока память окончательно не вернется.

Вот тогда она может испугаться. Хотя перед Моржом с ней случилось что-то странное. Сначала она была сама не своя от ужаса, особенно при мысли о том, что он собирался с ней сделать, при виде этих рук в перчатках, при воспоминании о торте, которым эти руки ее пичкали до тошноты и головокружения.

Но когда Алиса увидела страдания Кубышки, страх куда-то улетучился, да так и не вернулся. Морж был гораздо сильнее ее, мог раздавить как муху, а она даже не умела обращаться со своим волшебным даром. Но страха не было.

Своим бесстрашием она Моржа и напугала, ведь если девушка не боится, значит она опасна. А еще именно ей удалось сбежать от Кролика, и при следующей встрече нельзя об этом забывать. Она спаслась.

И сколько бы Чеширский с Гусеницей ни болтали о метке, оставленной Кроликом, она его тоже пометила. Уж она позаботилась, чтобы он ее не забыл.

(«У кроликов хорошая память»). Ночи, казалось, не было конца, а может, после этой резни, что Бармаглот учинил в Старом городе, солнце уже никогда не встанет. Крысы выползли из темных щелей на улицы поживиться трупами. После встречи с Никодимом у нее уже не было прежнего отвращения, они ведь тоже хотят жить.

Как ни странно, в ногах усталости не было, только в животе заурчало.

– Слышу, слышу, – сказал Тесак. – Что ж ты раньше не сказала?

– Как-то неудобно думать о еде, – призналась она. – Некстати, что ли.

– Они мертвы, Алиса, – сказал Тесак. – А мы пока живы, и хотелось бы пожить еще.

На улице возле разоренной овощной лавки валялись остатки съестного.

Внутри на полках уцелело немного хлеба и фруктов. Алиса с волчьим аппетитом умяла полбуханки, отвернувшись к стене, чтобы не смотреть на валяющихся повсюду мертвецов. Тесак был прав. Они живы, и им нужно выполнить свой долг.

Кругом валялись не только тела, но и обломки чужого быта. Мебель, когда-то бережно хранимая, разбита в щепки. Платье, на которое долго копили, откладывая последние гроши, чтобы девушка могла торжественно войти в магазин и выбрать что-нибудь на витрине, порвано в клочья на израненном теле. Разбитые витрины, перевернутые тележки. Алиса вдруг задумалась, как много в жизни пустой суеты из-за погони за всяким хламом в надежде что-то улучшить и приукрасить, придать важности своему никчемному существованию.

У Алисы тоже все это когда-то было: уютный дом, красивые платья, вкусная еда – ешь не хочу. Но ей этого было мало. Захотелось отведать опасности и порока, совсем чуть-чуть, и все хорошее рухнуло в один миг.

Наверное, любая из этих несчастных погибших девушек была бы в восторге от той жизни, что вела Алиса до встречи с Кроликом.

Алиса с Тесаком дошли до площади, образовавшейся на пересечения двух широких улиц. Дорога впереди все так же была усыпана телами, но слева и справа было пусто, не видно ни души, и Алиса решила, что, если кто-то и выжил, у них хватило ума укрыться по домам и запереть двери.

– Куда дальше? – спросила Алиса.

Крепко задумавшись, Тесак обернулся кругом.

– Кажется, я тут был. Площадь. Что-то напоминает.

– Ты не приводил сюда Дженни в День дарения?

– В Старом городе не бывает Дня дарения. Министры не потратят ни пенни на всякий сброд.

Алиса прикусила язык, в который раз устыдившись той пропасти, что разделяла их жизни до больницы. Не случись беда, они бы никогда не встретились.

Так что же теперь, радоваться тому, что они обрели друг друга, или скорбеть из-за тех ошибок, что к этому привели?

– Туда, – наконец просиял Тесак. – Хиттаун в той стороне.

Наконец-то можно было свернуть с заваленной трупами улицы, и они направились туда, оставляя кровавые следы, по которым их было легко обнаружить. Оставалось только надеяться, что погони не будет.

«Все, у кого на то были причины, мертвы, – рассудила Алиса. – или идут впереди, не сзади».

Идти по опустевшей улице было почти так же жутко, как по усеянной останками. Это чудовище было хуже любого преступника, банды или авторитета. У тех есть хоть какие-то правила приличия, не допускающие безудержной резни.