Потом девушки пришли к тому месту, где их пути должны были разойтись, Люси подтолкнула сестру к лифту и наблюдала за ней до тех пор, пока та не смешалась с толпой гостей и местных обитателей. Все они носили элегантные вечерние костюмы и направлялись в бар, чтобы выпить коктейль перед обедом, или на небольшую прогулку по гавани, чтобы нагулять аппетит. Затем должница триады снова отыскала глазами лифт и заметила, что двери начали закрываться. У нее была мыслишка, что сестра вернется к ней, не дойдя до лифта, но и этого, по счастью, не случилось. Ка-Лей отправилась по назначению.

Люси вернулась в гостиную, опустилась в кресло и, готовясь ждать сестру хоть всю ночь, тяжело вздохнула. Этот вздох, похожий на стон, вырвался у нее, когда она помимо воли представила, какие испытания могут быть ей уготованы. При всем том в ее душе продолжала жить надежда, поскольку с долгом она, можно сказать, рассчиталась. По крайней мере с тремя четвертями его. Что же касается девственности Ка-Лей… Что ж, Люси лишилась собственной девственности в куда более юном возрасте. Ничего другого она сделать не могла, ибо Гонконг жесток, и девушкам в их положении надо заботиться о себе самим. Или умереть. В конце концов, «девственность» — это всего лишь слово, и в расчет следует принимать только чувства. Люси же по собственному опыту знала, что время залечит душевные раны сестры и она скоро все позабудет.

Впрочем, все неприятные мысли разом выветрились из ее головы, когда она заметила потенциального клиента и задалась вопросом, не будет ли с ее стороны слишком смело предложить ему свои услуги в фойе столь величественного отеля.

В то время как ее сестру насиловали, Ка-Мей записывала свой телефонный номер в блокнот австралийского бизнесмена.

Люси каждую секунду ожидала появления Ка-Лей. Вместо этого ей на мобильный позвонил Чан, велев зайти к себе в номер и забрать сестру.

Дверь в номер была распахнута. Девушка пересекла гостиную, вошла в спальню и увидела сидевшую в полном одиночестве на краю постели Ка-Лей.

— Ка-Лей! — Люси попыталась успокоить девушку, которая, сидя на месте, безостановочно качала головой взад-вперед. — Ка-Лей! Я пришла, чтобы отвезти тебя домой.

Та находилась в ужасном состоянии. Спутанные волосы закрывали лицо, а из носа текло. Люси отправилась в ванную, взяла бумажное полотенце и попыталась было обтереть лицо сестры, но та оттолкнула ее и вытерла нос тыльной стороной руки.

Когда Люси стала задаваться вопросом, как быть и что делать в подобной ситуации, Ка-Лей неожиданно поднялась с кровати и встала во весь рост, прижав кулаки к бедрам.

— Ты готова идти? — спросила сводница, приглаживая волосы на ее голове и оправляя на ней платье. Ка-Лей молча кивнула. Однако когда старшая сестра потянулась, чтобы осмотреть ее лицо и решить, не слишком ли заплаканный и удручающий у нее вид, девушка снова оттолкнула ее, и Люси подумала, что им лучше побыстрее уносить отсюда ноги, забыв обо всем остальном, в том числе и о приличиях.

Ка-Лей послушно последовала за сестрой в коридор, где обе сели в лифт. По холлу девушка шла мелкими шагами, часто-часто перебирая ногами, опустив голову и не отрывая взгляда от задников туфель родственницы, шагавшей впереди.

Выйдя на улицу, они взяли такси и всю дорогу до дома хранили молчание. Правда, Люси раз или два пыталась прошептать сестре на ухо слова сочувствия, но та не слушала. Как только они вошли в квартиру, Ка-Лей направилась в спальню Джорджины и захлопнула за собой дверь. Люси устроилась на кухне и сидела тихо как мышка, прислушиваясь к доносившимся из комнаты сдавленным рыданиям.

Потом Ка-Мей позвонила Джорджине. Она не знала, что еще можно сделать для сестры. Хотя Ка-Лей и захлопнула дверь перед ее носом, девушка переживала за нее, догадывалась о ее страданиях и считала, что ей необходима помощь. Уж лучше Джорджина, чем никто, подумала она, хотя и хотела бы, чтобы все было по-другому. Джорджина не знала о заключенной Люси сделке. В противном случае ничего не получилось бы. Она не смогла бы переупрямить двух девиц сразу. Самое главное, никто из них не смог бы понять, как важно вовремя отдавать долги. Их взгляды на жизнь диаметрально отличались от тех, что практиковала Люси. Они жили в более чистом и невинном мире. Но Ка-Мей не сомневалась, что избежать произошедшего было невозможно.

Она ждала Джорджину в гостиной, надеясь переговорить с ней, когда та вернется. Но девушка ворвалась в квартиру как буря и, не слушая лепета Люси, сразу устремилась в спальню, где укрылась Ка-Лей.

Девушки проговорили несколько часов. Сидевшая на кухне Люси тщетно напрягала слух, силясь разобрать, о чем они говорят. Время от времени через дверь доносились приглушенные рыдания, после чего разговор возобновлялся. Наконец в спальне установилось молчание, и Ка-Мей отправилась спать, зная, что ей необходимо каким-то образом уладить это дело и примириться с сестрой. Чего бы это ни стоило.

Чан уходил из отеля молодым пружинистым шагом. Он и чувствовал себя помолодевшим, вспоминая, какая гладкая была у девушки кожа и как ее черные шелковистые волосы рассыпались по плечам, когда она прижала руки к груди, пытаясь прикрыть наготу. А еще вспоминал, как протяжно она застонала, когда он вошел в нее. Это его так возбудило, что Чан овладел красоткой несколько раз подряд. Девушка должна принадлежать только ему. С этого момента у нее не будет другого мужчины. Возможно, Ка-Лей даже родит ему ребенка… Господь свидетель, надоело ждать, когда забеременеет законная жена. С другой стороны, нельзя не признать, что они с женой видятся довольно редко. Та проводила все свободное время в теннисном клубе или прогуливаясь с подругами по магазинам. К счастью, думал Чан, она не знает, чем занимается и какую жизнь ведет ее муж.

Однако Виктория Чан знала о делишках своего мужа куда больше, нежели он мог предположить. Так, она знала все или почти все о его наложницах — и о «старых и преданных», и о «молодых и алчных». При всем том нельзя сказать, чтобы она очень уж ставила ему это в вину. Во всяком случае, скандалов у них по этому поводу не было. Возможно, по той причине, что измены мужа мало ее заботили.

Виктория с полным на то правом считалась красивой современной женщиной. Она хорошо разбиралась в цветах, знала толк в шампанском и могла просчитать вплоть до бутылки, сколько потребуется «Булинджера» для празднования той или иной даты или праздника. Со стороны она казалась женщиной, вполне довольной своим браком. При всем том у нее имелись и своя комната, и своя собственная личная жизнь. Иначе говоря, она жила, как хотела. Тем более с деньгами у нее проблем не было, а муж большей частью отсутствовал. Виктория любила красивую одежду и аксессуары и носила самые модные сумочки в городе. Ее часто видели в фешенебельных ресторанах или на кортах в компании богатых любителей большого тенниса и красавцев тренеров. Однако при всей своей кажущейся общительности она мало что рассказывала о себе мужу и вообще старалась личную жизнь не афишировать. В определенном смысле замкнулась в своей раковине в ожидании лучших времен. А редкие приезды домой Чана рассматривала как своего рода природную аномалию, которую необходимо перетерпеть.