— Не обращай на меня внимания, воплощай мечты о принятии душа, а я пока сварю кофе, — распорядился Клим, сразу отправляясь в кухню. — Ты на завтрак что будешь? — раздалось уже оттуда. — Кашу или, может, блинчики сделать?

— Да ты кулинар, — отозвалась я из спальни. — Вообще-то я крайне редко завтракаю, так что на меня не ориентируйся.

— Тогда я на свой вкус.

— Отлично.

Я заперлась в ванной, долго и с удовольствием принимала душ, потом сушила волосы и занималась прочими женскими мелочами, которые мы каждое утро проделываем уже автоматически, не заостряя на этом внимания. Из кухни аппетитно пахло блинами, и я почувствовала, что проголодалась, — последний раз поела еще в кафе аэропорта.

— По-моему, ты избрал неверную сферу деятельности, — усаживаясь за стол в кухне и оглядывая стопку блинов и Клима с лопаткой в руке, при помощи которой он ловко скидывал очередной со сковородки, сказала я. — Шеф-поваром ты был бы краше.

— Блины — ерунда, — отмахнулся он, вновь наливая тесто на сковороду. — Надо тебе как-нибудь моего фирменного лосося приготовить, думаю, тебе понравится.

— У тебя и фирменные блюда имеются?

— Имеются, — кивнул Клим. — Я же говорил, что люблю готовить? Иной раз получается даже что-то интересное изобрести. А лосось в пакете — это моя фишка, никто еще не говорил, что ему не понравилось.

— Ты меня заинтриговал, и теперь я буду мучиться от любопытства, — сообщила я, макая блин в пиалку со сметаной, и Клим рассмеялся:

— Чувствую, сегодня я кухонный раб. Не могу смотреть, как мучается женщина, придется приготовить. Но ты пойдешь за рыбой со мной.

— Отгул стал мне нравиться.

— Тогда сейчас поедим и пойдем, пока еще утро и на рынке есть свежая рыба.

Пожалуй, единственным местом, где в нашем районе можно купить нормальную рыбу, был небольшой крытый рыбный рынок, куда любил захаживать и мой бывший супруг, виртуозно запекавший сибаса в соли. Туда мы и отправились с Климом после плотного завтрака и пары чашек крепкого кофе.

Лето в городе, конечно, наказание, с этим трудно спорить — раскаленный асфальт, пыльная листва, смог и выхлопные газы. Но сегодня я этого почти не замечала. Мы с Климом пошли пешком, чтобы не крутиться в ставших совершенно неудобными для проезда переулках, добрая половина из которых вообще теперь была закрыта для транспорта. У здания Замоскворецкого суда стояла небольшая группа людей, что-то шумно обсуждали, и Клим хмыкнул:

— Очередной узник совести.

Я не отреагировала — политика никогда не числилась среди моих интересов, и даже то, что Руслан был вхож в самые верха власти, никак этого не изменило.

— Ты постоянно оглядываешься, — заметил Маянцев, пройдя еще метров триста, и я поняла, что он прав.

Сделав пару-тройку шагов, я то и дело смотрела то налево, то направо, а то и вовсе оборачивалась назад, оказывается, это со стороны очень заметно.

— Никак не могу отвыкнуть.

— Я же сказал — с тобой ничего не случится. Писем ведь больше не было?

— Последнее было перед тем, как я улетела, но оно так и валяется в машине, я его даже не вскрыла. Мне его прямо в машину и подбросили. Представляешь, к появлению этих писем я в конечном итоге привыкла, а головой крутить продолжаю.

Он как-то естественно и легко приобнял меня за плечи:

— Обещаю, что скоро все закончится.

— Закончится — когда Невельсона найдут и вернут туда, где он должен находиться! — вырвалось у меня непроизвольно, и Клим остановился:

— Похоже, время разговаривать настало.

— Ты о чем?

— Варя, мне сложно помогать тебе, не зная всего. Мои люди тычутся по углам, как котята в корзинке. Без информации невозможно ничего гарантировать, а информацией владеешь только ты. Но почему-то никак не решишься поделиться со мной — я не внушаю тебе доверия?

Мы стояли посреди тротуара, как два столба, и редкие прохожие вынуждены были огибать нас. Похоже, это никого особенно не удивляло, я же за три года во Франции отвыкла от этой чудесной московской привычки останавливаться прямо там, где посетила мысль, не отходя в сторону, а потому взяла Клима за рукав и отвела к стене здания, вынула сигареты, закурила и сказала:

— Ты прав. Ты абсолютно прав, я должна тебе все рассказать. И про доверие больше так не говори. Ты сейчас единственный человек, которому я доверяю.

В глазах Маянцева мелькнуло выражение облегчения — похоже, он боялся, что я не произнесу эту фразу.

— Тогда… тогда мы пойдем все-таки за рыбой, вернемся домой, и я буду готовить, а ты — сидеть рядом и рассказывать, — решил он.

— Совместим, так сказать, приятное с полезным?

— Обязательно.

От принятого решения мне стало вдруг легко и спокойно, как будто я сбросила тяжелый рюкзак, мешавший мне идти дальше. Верно говорят — когда решаешь разделить тревогу с кем-то, все сразу же упрощается.

Будь верен текущей мысли и не отвлекайся.

Ямомото Цунэтомо «Хагакурэ. Книга вторая»

Я, поджав под себя ноги, сидела в кухне на стуле, курила уже пятую сигарету и рассказывала Климу историю моих непростых взаимоотношений с Лайоном Невельсоном. Не скажу, что этот монолог давался мне просто — воспоминания то и дело заставляли умолкнуть и прикусить губу, чтобы не расплакаться. К счастью, Клим, занятый приготовлением лосося, довольно редко поворачивался ко мне лицом и потому не мог уловить этого. Я не люблю быть слабой, не люблю демонстрировать кому-то уязвимые места…

— Понимаешь, я была уверена, что выиграла, что он надежно изолирован на долгий срок — я все для этого сделала, я даже сумела добиться, чтобы его не экстрадировали, а судили здесь. Можешь представить, на какие верха понадобилось залезть? Я успокоилась и попыталась начать жизнь заново. Правда, для этого пришлось уехать, чтобы даже мелочи не напоминали… Ты прости, что я об этом говорю, тебе, наверное, не очень приятно слушать о чувствах к другому мужчине…

— Почему же? — отозвался Клим, помешивая в глубокой сковороде зеленую стручковую фасоль со сливками. — Мне приятно знать, что ты способна испытывать чувства, ведь, глядя на тебя, невозможно даже подумать об этом.

— Я знаю, что кажусь холодной и отстраненной, но поверь — иногда так проще. Это моя беда, наверное, но после определенных событий я приняла решение никому ничего не демонстрировать. И знаешь, действительно стало легче. А с Русланом моя броня как-то очень быстро пошла трещинами и осыпалась. Но дело не в этом. Не в том, что Невельсон лишил меня человека, которого я смогла полюбить сама после долгих лет отстраненности и ледяной пустоты внутри. Он отобрал у меня то, что дало мне силы подняться после очередного предательства, выбил из-под ног опору, которую я только что обрела. А то, что он и жену свою убил, было уже просто дополнением. Если бы ты знал, как долго мне потом мерещились клетчатые сумки, в расстегнутой «молнии» которых торчали женские руки… — Я поежилась и схватила очередную сигарету.