– Французские репортеры прилетели в Тимбукту на транспортном самолете. Они и обратно могли бы улететь с военными. Быстро и безопасно. Почему собрались ехать на машинах?

– Да они и планировали обратно с вояками лететь, но связник вдруг сообщил, что журналисты надумали двигаться до столицы Бамако на внедорожниках.

– Зачем? Это же двое суток по пустыне и горам.

– Нам неизвестно. С их стороны – глупость, на самом деле.

– А если их будет сопровождать французский спецназ?

– Придется отправлять целую колонну в зону племен. Никто не станет потакать сумасбродству журналистов.

– Предположим… Еще Орел мне сказал, догоны вооружены автоматами.

– И что?

– Если догоны начнут стрелять, придется их ликвидировать.

– Тебя это пугает?

– Одно дело – воевать с французскими интервентами, которых сюда никто не звал… Но расстрел международной прессы – совсем другое. Это уже военное преступление.

– Я прибегаю к Аллаху за помощью против шайтана во имя Бога Милостивого и Милосердного! – забормотал старик. – Никто с журналистами воевать не собирается… Их догоны сами отдадут свои автоматы. И еще спросят, не сварить ли нам сладкий чай с пенкой.

– Сомневаюсь, но предположим…

– Мы только заберем съемочную аппаратуру. И отправим журналистов в столицу целыми и невредимыми. До самого Севаре их будут сопровождать наши люди.

– И всё?

– Нет, мадемуазель Медина, не всё… Мы притворимся съемочной группой из Алжира. Поедем на интервью к командующему французским гарнизоном адмиралу Эдуару Гайво. Ты – репортер, Орел – телеоператор, а я – ваш водитель и охранник.

Глаза девицы потемнели до цвета драконьей зелени.

– Вчера, выйдя от командующего, вы меня заверили, что дело пустяковое. Просто телеаппаратура нужна для создания пресс-центра…

– Извини, мы подумали, ты можешь отказаться, если узнаешь о… Послушай, командующий тебя ценит как военного специалиста, но…

– Что «но»?

– …но сомневается, что ты пойдешь в борьбе за свободу нашего народа до самого конца, и поэтому мы не рассказали правду…

– Но сейчас-то рассказали.

– Командующий сказал, если ты окажешься на ринге, то не сможешь уйти.

– Что за глупый пафос… – ответила она с раздражением.

С минуту или больше она молчала.

– Так вот почему вы решили позвать на помощь бандита Хомахи…

– Да, операция предстоит жесткая, поэтому к нам приедет сам Омар Хомахи. Дальше это будет совместная операция повстанцев и его моджахедов.

– Вы собираетесь ликвидировать французского адмирала?

– Нет.

– Значит, хотите взять в заложники?

– Нет, – старик отвел выцветшие голубые глаза в сторону.

– Дядюшка Орион, минус сто от кармы.

– Ты о чем?

– Взяв командующего французскими войсками в заложники, мы укрепим мировое мнение, что туареги – very bad guys.

– Что?

– Согласно Женевской конвенции, захват заложников – военное преступление.

– Мадемуазель Медина, что-то у меня в горле пересохло. – Пожилой бедуин смотрел на нее не мигая. – Давай вернемся к костру и попьем чаю с вкусной пенкой, и я тебе расскажу, зачем нам встреча с адмиралом… Кстати, уверен, ему плевать на твою Женевскую конвенцию.

Старик быстро разжег новый костер. Она собрала мусор и остатки пищи после ужина, чтобы сжечь и закопать в песок.

– Дядюшка Орион, почему я прежде не видела ни вас, ни Орла?

Старик молчал и ворошил палкой костерок.

– Вы меня слышали?

– Да ты и не могла нас видеть. Еще недавно мы с Орлом сидели в Центральной тюрьме в столице Бамако.

Она чуть было не открыла рот от изумления. Ей, офицеру йеменской госбезопасности, пускай и бывшему, предлагалось похитить французского адмирала в банде с африканскими уголовниками. После такой операции (если останется жива и на свободе) она уже не сможет побывать на домашнем матче «Бенфики» в Португалии. И никогда не научится плавать, глядя на скандинавские фьорды. Отныне ее уделом будут колючки вокруг и одногорбые верблюды. И приговор к туарегскому чаю со сладкой пенкой – пожизненный.

– Наказание отбывали по тяжким статьям? – наконец спросила она.

– Да как сказать. – Во время долгой паузы старик пристально рассматривал ее лицо. – Я сидел по обвинению в терроризме… похищение людей и прочее. Часть срока отбыл в одной камере с бывшим премьер-министром Жаном Камбандой. Его посадили за геноцид девяносто четвертого года в Руанде. Но он хороший мужик оказался на самом деле.

– Дайте угадаю… Вас зовут Мохаммед Али Вадоусене?

– Это мое мусульманское имя, но по рождению меня зовут Орион.

– Я слышала о побеге по радио, когда ночевала у родственников. А за что сидел он? – она показала рукой на палатку.

– Мадемуазель Медина, вообще-то в тюрьмах не принято спрашивать, за что сидел…

– Мы пока еще не в тюрьме, дядюшка Орион.

– Он зарубил свою маму мечом, доставшимся по наследству от отца.

– Я прибегаю к Аллаху за помощью против шайтана во имя Бога Милостивого и Милосердного! – произнесла изумленная девушка. – По радио сказали, вы застрелили четырех охранников Центральной тюрьмы…

– Да, мы их застрелили! – Старик ткнул указательным пальцем в небо: – Аллах велик! Мне этих людей совсем не жалко. Первые годы я находился в одной камере с марокканскими уголовниками из Касабланки. Их было девятнадцать человек. Они отбывали срок за серийные убийства, изнасилования и бандитизм… И я, сидевший по террористическим статьям, для них был чужаком. Тюремная солидарность на меня не распространялась. Как я выжил в нечеловеческих условиях – сам не знаю. Повезло. Тюремщики видели, как надо мной издевались эти арабы. Но их это развлекало и даже веселило… На восемнадцатый год заключения… я тогда уже сидел в одной камере с бывшим премьером Руанды Жаном Камбандой… Во время прогулки в тюремном дворе я нашел кусок газеты и спрятал его, чтобы потом почитать… О Аллах! Впервые за долгие годы появилась возможность просто почитать газету! При обыске камеры тюремщики нашли этот листок и в наказание связали веревками мои руки и ноги. И не развязывали ровно три дня. Мадемуазель Медина, тебе когда-нибудь приходилось лежать в связанном состоянии долгое время?

– Однажды, но всего несколько часов.

– Значит, ты чуть-чуть меня понимаешь.

– Да.

– Тюремщики делали ставки, долго ли я протяну. В итоге старший тюремной смены выиграл крупную сумму. Меня развязали, и я еле пришел в себя. На следующее утро меня выпустили на прогулку в тюремный двор. Начальник смены подошел ко мне, чтобы покровительственно потрепать по щеке. – Тут дядюшка Орион заскрипел зубами. – Не знаю, откуда силы взялись. Хвала Аллаху! Я кинулся на него, и мне удалось завладеть револьвером. Я всадил пулю в голову тюремщика с огромным наслаждением. Жалею, что там не оказалось тех марокканских уголовников… Орел, случайно находившийся рядом, не растерялся, бросился на другого охранника и забрал автомат. Мы все время стреляли как бешеные, не давая охране опомниться… Нам удалось пробиться через проходную на улицу. В толпе мы сели в такси и уехали…