— Это ничего не значит.

— Это значит, что он — убийца, Полли. И ты, как его невеста, попадаешь под подозрение. Поэтому нам тоже лучше какое-то время здесь не показываться. Все утихнет, успокоится. Я постараюсь как можно быстрее найти для тебя более достойного супруга.

— Я не выйду замуж за другого! — едва не закричала я.

— Не обсуждается, — отрезала мать. — Хочешь и вовсе остаться старой девой? Тогда лучше сразу вступи в орден пустынниц. Не факт, что на тебе вообще кто-то теперь захочет жениться.

— Я люблю Анри.

— Разлюбишь.

Да что с ними со всеми? Безумие! Хотя, я понимала, в чем дело. Мать никогда не любила отца. Это была просто выгодная партия. Как она могла знать, что это такое, когда не можешь жить без кого-то? А я не могла жить без Анри! Да, глупо, но это было так.

— Иди спать. — Мать поднялась с дивана.

— И как семья Анри отнеслась к разрыву помолвки? — спросила я.

— Какое мне дело? Они теперь в опале. Думаю, собираются так же быстро, как и мы. У них еще младший сын, надо подумать о нем.

— Я никуда не поеду.

Решение показалось простым, как никогда. Не поеду — и все тут. Я должна быть рядом с Анри. Что бы ни решил суд.

— Поедешь. — Мать, как и мадам Симона, не терпела отказов.

— Нет!

— Послушай, — в серых глазах мелькнула тоска и усталость, — если я и тороплю тебя с отъездом, то только для твоего же блага, Полли. Дознаватели уже взяли тебя под прицел. Думаешь, они оставят тебя в покое только потому, что ты — Лерьер? Нет. не оставят. Ты отречешься от своего Анри после первой же пытки!

Пытки? Перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота. Нет, нет…

— Иди к себе. Собери то, что действительно нужно, — печально сказала матушка. — Мы уезжаем надолго.

Я поднялась и медленно пошла к лестнице. Какая-то часть меня сейчас умирала. Наверное, та девочка, которая училась в коллеже магических искусств и мечтала выйти замуж за лучшего парня на свете. Её больше не было, осталась я.

Незнакомая, непонятная, пустая. Моя комната встретила привычным огоньком светильников, предметами мебели, знакомыми с детства. Кровать под бежевым покрывалом казалась чужой. Чужими были книги, расставленные на полках. Это была комната девочки, но не взрослой девушки. Куклы с вытаращенными глазами, в которых я никогда не играла. Забавные картины на стенах.

Я открыла сумку, которую захватила из коллежа. Выложила книги, оставила шкатулку, огляделась по сторонам. В том. что не поеду с матерью, я уже не сомневалась. Взгляд цепко выхватывал детали. Нужно взять пару смен белья, несколько приличных платьев — магия поможет все это вместить. Украшения, заколка, которую когда-то купил отец, медальон с портретами родителей, деньги — увы, слишком мало, но всегда можно будет продать украшения. Я собиралась быстро. Слуги не беспокоили меня, матушка руководила совсем другими сборами. Сумка была готова, но дом стоял на ушах. Мне не уйти незамеченной. Поэтому я позвала служанку. Она помогла мне раздеться и лечь. Матушка приказала отдохнуть? Что ж, я — послушная дочь. Постепенно шум затих… До рассвета оставалось около часа или чуть больше, когда я поднялась из постели и спешно оделась. Захватила сумку. Теперь главное, чтобы никто не увидел.

Выглянула в коридор. Никого. Можно было применить магию, чтобы скрыть свое присутствие, но на магию среагируют охранные заклинания, а этого я желала меньше всего. Поэтому отказалась от заклинаний и тихонько прокралась к лестнице.

Уже собиралась спускаться, когда услышала голоса. Разговаривали две служанки, поднимаясь вверх.

Я тут же спряталась за колонной, и они прошли мимо, не заметив меня. Когда звук шагов стих, снова вернулась на лестницу и быстро спустилась вниз.

Выйти через центральный вход — значит, попасться на глаза охране. Охранников у нас было не так много, мы больше полагались на магию, но у входа дежурили всегда. Я свернула к кухне. Здесь было темно и тихо.

Немного побродила по узким коридорчикам — и оказалась у заветной двери во двор с хозяйственными постройками. Миновала его так быстро, будто за мной гнались демоны, и добежала до калитки, которой пользовались слуги. Она была заперта. На этот раз выбирать не приходилось — я применила магию и выбежала на улицу. Кинулась прочь от дома, но прежде, чем свернула за угол, увидела, как к дому подъезжает несколько черных экипажей. Неужели за мной?

Ускорила шаг, а стоило свернуть — побежала. Быстрее, быстрее! Юбка путалась под ногами. Я подхватила её, стараясь ускорить шаг. Ну же! Вот только куда идти? У меня не было никого, кто бы спрятал, помог. Нужно спрятаться, переждать. Я поплутала еще немного прежде, чем замерла перед дверями постоялого двора. Вывеска гласила:

«Приют путника». Само здание выглядело не особо уютно — серые стены и крыша, чуть запыленные окна. Зато вряд ли кто-то подумает, что наследница Лерьеров решит спрятаться в таком захолустье. Поэтому я набралась смелости и вошла.

Внутри оказалось жарко, даже душно. Я огляделась в смятении — в общем зале было малолюдно. Трое мужчин сидели за дальним столом и воздавали должное местной выпивке. Остальные, видимо, спали — все-таки час был поздний.

— Чем могу помочь, юная леди? — окликнул меня высокий мужчина с объемным брюшком, которого я поначалу не заметила.

— Здравствуйте, — откликнулась я. — Мне нужна комната… на неделю. Может, две.

— Тогда вы пришли по адресу. — широко улыбнулся хозяин. — Можете звать меня дядюшка Дон. Думаю, вам нужна одноместная комната?

— Да.

— Это будет стоит два серебряных за день.

— Хорошо.

Сейчас мне было все равно, сколько стоит комната. Хотелось где-то преклонить голову и немного отдохнуть. Поэтому я безропотно пошла следом за хозяином вдоль узкого коридора. Из-за некоторых дверей доносился богатырский храп, за другими было тихо. Наконец, мы добрались до предпоследней двери, и дядюшка Дон щелкнул в замке ключом.

— Прошу, юная леди…

— Мартина, — ответила я. — Мое имя — Мартина.

— Вот и познакомились. Взгляните, в комнате есть кровать, шкаф, стол и стул. Даже зеркало есть, старинное. Все, что нужно девушке ваших лет. Уборная за дверью, подогрева воды нет, уж не обессудьте.

Разве подогрев воды — это беда? После ареста Анри я знала, как выглядит настоящая беда. У неё глаза главного дознавателя магистрата, а голос директора Симоны или мамы, который твердит: «Забудь». Но я не желала забывать. Поэтому свернулась клубком на чужой кровати, пропахшей сыростью, и дала волю слезам. Слезы лились ручьем, вымывая из сердца боль.

Становилось немного легче, но затем горечь снова накатывала волной, и я захлебывалась плачем. К утру, обессилев от горя, я уснула.

Когда проснулась, время перевалило за полдень. Хотелось есть — несмотря на опустошение, организм требовал своего, и я заставила себя подняться с кровати. Зеркало отразило далеко не радужную картину. Возникло ощущение, что на лице остались живыми только глаза. Щеки пылали лихорадочным румянцем, под глазами залегли тени. Заставила себя умыться и одеться, а затем вышла в общий зал.