Он так и не окончил старшую школу, но получил работу секретарем в суде, а затем надсмотрщиком и счетоводом в сахарной компании «Уайлуку». На заработанные деньги он отучился на правовом факультете Колумбийского университета. Потом Тёрстон вернулся на Гавайи и вместе с другом, Уильямом Смитом, взялся за юридическую практику. Вскоре Тёрстон возглавил заговор против гавайской монархии. Он настолько проникся мыслью, что лишь белые способны успешно править островами, что считал это тоже проявлением патриотизма.

В начале 1892 года Тёрстон основал «Клуб захвата», поставивший целью присоединение Гавайев к Соединенным Штатам. На первом собрании Тёрстона избрали председателем. Вскоре он убедил сообщников, что ему необходимо отправиться в Вашингтон и заручиться там поддержкой. Тёрстон захватил с собой рекомендательное письмо от Джона Л. Стивенса, представителя американского Госдепа в Гонолулу, и так убедительно изложил причины для аннексии министру Военно-морских сил США Бенджамину Трэйси, что тот отвел его в Белый дом для встречи с президентом Бенджамином Гаррисоном.

«Мистер Трэйси велел подождать у двери, пока он говорит с президентом. Примерно через полчаса министр появился, и мы вышли наружу. Там он сказал: „Я передал президенту все, что вы мне поведали. Могу сообщить следующее. Президент считает, что ему не обязательно вас принимать, однако он уполномочил меня вас уведомить, что если обстановка на Гавайях вынудит действовать так, как вы намереваетесь, и вы прибудете в Вашингтон с предложением об аннексии, то оно найдет здесь полную поддержку“. Именно это я и хотел услышать».

Тёрстон привез домой известия, которых с нетерпением ждали товарищи: США на их стороне. Стивенс удивлен не был. Прежде чем покинуть Вашингтон и занять пост министра, он подробно обсудил вопрос аннексии с Госсекретарем Джеймсом Блейном, который горячо поддерживал идею. Командующий военно-морским флотом США в Гонолулу Феликс Маккёрли заверил Стивенса, что моряки исполнят любой приказ. Таким образом, Стивенс удостоверился, что и Госдепартамент, и военно-морской флот дают ему полную свободу действий, дабы свергнуть гавайскую монархию.

Спустя несколько месяцев после возвращения в Гонолулу Тёрстон получил необычайное письмо от своего представителя в Вашингтоне Арчибальда Хопкинса, судебного секретаря с отличными связями. Он сообщал, что кабинет Гаррисона хочет предложить королеве взятку. «Я уполномочен донести до вас информацию, – писал Хопкинс, – что правительство Соединенных Штатов заплатит королеве Лилиуокалани и ее приближенным двести пятьдесят тысяч долларов в обмен на переход Гавайев под власть США». Тёрстон ответил, что королева, к сожалению, вряд ли согласится на такое предложение, ведь она «себе на уме и упрямо настроена… ревностно относится к королевским правам и скорее намерена их приумножать, нежели расставаться с той властью, которой она уже обладает».

Тёрстон и его сообщники стремились создать работоспособное, добросовестное правительство. То есть, по их мнению, править должно было белое меньшинство. Перепись 1890 года показала, что на архипелаге проживает сорок тысяч шестьсот двенадцать коренных гавайцев, двадцать семь тысяч триста девяносто один китайский и японский рабочий и, в общей сложности, всего лишь шесть тысяч двести двадцать американцев, британцев, немцев, французов, норвежцев и белых людей, рожденных уже на Гавайях. С такими цифрами становилось ясно, что демократия местным хауле была совсем ни к чему. Десятилетиями они успешно контролировали острова, а «Конституция штыка» лишь узаконила их влияние. Поэтому у хауле не было ни малейшего желания уступать политике, при которой каждый житель будет иметь право голоса.

Утром четырнадцатого января 1893 года королева Лилиуокалани провела тщательно спланированную церемонию, ознаменовавшую конец ежегодной законодательной сессии. Королева вошла в зал совещаний в лиловом платье из шелка и бриллиантовой короне. Ее сопровождали министры, камергеры, придворные дамы. Стражники несли традиционные украшенные перьями шесты под названием кахили. С огромным, по словам очевидца, достоинством королева произнесла речь, в которой поблагодарила законодателей за труд и попрощалась с ними. К тому времени, как Лилиуокалани вернулась во дворец Иолани, резиденцию королевской семьи, там уже происходило кое-что необычное. Несколько дюжин официально одетых гавайцев, членов Гавайской Патриотической Ассоциации, собрались оказать поддержку королеве, которую она, по всей видимости, сама и организовала. Лилиуокалани приняла пришедших в тронном зале. Один из них вручил королеве экземпляр новой конституции, способной обуздать хауле, и взмолился, чтобы Лилиуокалани ее провозгласила. Нарочито радушно согласившись, королева удалилась в примыкающее помещение, куда пригласила своих министров.

Как только Лоррин Тёрстон узнал, что Лилиуокалани пытается объявить новую конституцию, он моментально взялся за дело. Едва перевалило за полдень, как он и его соратники собрали всех четверых министров. Те пребывали в панике. Совет Лоррина, в равной степени радикальный и провокационный, звучал так: они должны устроить бунт и объявить престол свободным, а затем передать власть в руки тех, кого он любил называть «образованной частью общества».

План был смелым. Однако оставался вопрос: как удержать коренных гавайцев, включая личную стражу Лилиуокалани, от восстания в защиту своей королевы? Ответ лежал неподалеку от берега. На якоре у Перл-Харбора стоял крейсер «Бостон». Над махиной возвышались две мачты, две трубы, а на носу развевался американский флаг. На крейсере находилось множество пушек и почти двести морпехов.

Тем же днем Тёрстон собрал несколько дюжин соратников в адвокатской конторе Уильяма Смита, своего ближайшего друга и компаньона. Там он предложил, чтобы его новый протеже, Генри Купер, недавно прибывший из Индианы, выбрал представителей некоего «Комитета безопасности», в обязанности которого войдет «разработка способов выйти из сложившейся ситуации». Никто не возражал. Купер выбрал тринадцать человек, включая себя и Тёрстона. Все они активно участвовали в жизни «Клуба захвата». Девятеро были урожденными американцами. Коренных гавайцев среди них не оказалось.

Мемуары Тёрстона содержат разворот с личными фото каждого члена «Комитета безопасности». Выглядели они впечатляюще. Все при параде. Большинство молоды (самому Тёрстону было тридцать пять). У всех на лицах красуются усы или борода, причем разные: от элегантно закрученных кверху усов у Смита до аккуратно подстриженной черной бороды Тёрстона или более длинной и кустистой у Купера. Никаких улыбок. Словно торговая палата из американского городка или делегация, прибывшая с материка для проверки.

Объявив участников «Комитета», Купер попросил остальных удалиться, дабы новая группа провела первое совещание. Едва дверь закрылась, Тёрстон заговорил: «Полагаю, смысл этого собрания в том, что единственный выход из сложившейся ситуации – присоединение к США». Его мнение приняли без возражений.

Революционеры жаждали столкновения, а королева – напротив. Пока Тёрстон собирал силы, она находилась во дворце, где выслушивала доводы в пользу того, что предложенная конституция излишне радикальна. Наконец Лилиуокалани сдалась. В середине дня она вышла из кабинета и предстала перед ожидавшими вердикта сторонниками. «Я была готова и намеревалась провозгласить новую конституцию сегодня же, – объявила она с балкона. – Но возникли преграды. Возвращайтесь в свои дома тихо и мирно… Я вынуждена перенести провозглашение новой конституции на несколько дней».