В трубке послышались частые гудки. Гермес перевел взгляд на свой недоеденный круассан, словно надеялся получить от него какие-то объяснения.

– Вы думаете, это правда? – спросила Эрсилия, которая слышала громкий голос бригадира и была потрясена не меньше своего хозяина.

– Я думаю, он свихнулся, – ответил ей Гермес, который никак иначе не мог объяснить звонок бригадира.

В самом деле, сколько он ни размышлял, но даже приблизительно не мог себе представить, в чем же он нарушил закон. «Глупость какая-то!» – подумал Гермес и переключился мыслями на Джулию. Он набрал ее номер. В трубке раздались частые гудки. «С кем это она разговаривает с утра пораньше?» – удивился Гермес, но тут же вспомнил, что Джулия имеет привычку класть трубку рядом с аппаратом, когда не хочет, чтобы ее беспокоили.

После Пьяченцы, когда автострада снова расширилась, Джулия, как обычно, заняла свободный правый ряд. Италия – страна гонщиков, здесь каждый воображает себя пилотом «Формулы-1», а потому уважающие себя итальянцы считают ниже своего достоинства ездить в крайнем правом ряду, который известный писатель Лука Гольдони окрестил позорным. Джулия же, напротив, предпочитала именно его, называя про себя «мыслительным».

Сидя за рулем своего зеленого «Мерседеса» 1972 года выпуска – он был ровесником ее сына Джордисо, – Джулия ехала не спеша, думая о своем романе. Читатели любили ее книги, а высоколобые критики либо замалчивали, либо называли развлекательным чтивом. У Джулии на их счет тоже было свое мнение. «Если литературный критик, – считала она, – то обязательно дурак».

Она невольно улыбнулась, забыв на время о своих проблемах. Снова пошел мелкий дождь, и Джулия включила «дворники». Их ритмичное монотонное движение по лобовому стеклу успокаивало, и Джулия уже почти без страха думала об ожидающей ее через час процедуре эксгумации останков деда. Брат Бенни и сестра Изабелла, конечно же, отказались ехать, так что она, как всегда, оказалась одна. Вместе было бы не так тяжело.

– Ты же прекрасно знаешь, радость моя, – сказала ей Изабелла, – я до смерти боюсь таких вещей.

Для Джулии страшнее был невидимый враг, поселившийся в ее теле, враг, которого она после операции считала побежденным, но, видно, ошиблась, раз Гермес решил прибегнуть к облучению.

– Он ведь и твой дед, – напомнила Джулия.

– Ну, конечно, и в другой день я, может быть, и поехала бы, – горячо защищалась Изабелла, – но ты сама подумай, разве это не идиотизм, устраивать такое под Новый год?

Изабелла была богачкой и снобкой. Каждое ее движение, интонация, взгляд были отработаны, а потому фальшивы. Чего стоило одно только ее обращение «радость моя!».

– Под Пасху, по-твоему, было бы лучше? – не удержалась Джулия.

– Брось свои колкости! Ты отлично знаешь, что тридцать первого мы с детьми всегда уезжаем в Кортина д'Ампеццо. Альбериго уже заказал гостиницу, маскарадные костюмы для новогодней ночи, представляешь, что будет, если я не поеду?

Джулия слушала сестру вполуха. «Сейчас она скажет, – с тоской подумала она, – что Альбериго заказал номер в «Поста» на третьем этаже, что у них уже есть приглашение на виллу «Белла» от Клары Аньелли, что там будут и Нуволетти».

– Знаешь, – услышала она через секунду, – Альбериго заказал номер в отеле «Поста» на третьем этаже, а в воскресенье, – и она посмотрела на сестру так, словно хотела ее удивить, – мы уже приглашены на виллу «Белла». Клара и Нуволетти нас ждут к обеду.

Изабелла выбрала себе в мужья оптовика, торговавшего рыбой. Альбериго Соди, так его звали, был хитрым и расчетливым дельцом, поэтому смог одержать верх над конкурентами и разбогатеть. По мере роста материального благополучия росло и стремление Изабеллы стать светской дамой. Вместо того чтобы спокойно жить со своим рыбным королем, она суетилась, больше всего на свете мечтая попасть в высшее общество.

– И вообще, радость моя, – манерно добавила она, – давай начистоту. Он больше был твоим дедом, чем нашим с Бенни, поэтому если уж кому-то из нас обязательно надо присутствовать на такой малоприятной процедуре, как выкапывание покойника, то в первую очередь – тебе. Это не только мое мнение, но и мнение Бенни. В данном случае я говорю и от его имени.

Ну вот она и открыла карты. Почему так получается, что все вокруг считают, будто имеют право решать за нее? Почему она должна быть в ответе за все, что происходит? Признайся она им, что у нее рак, они и в этом случае дали бы ей понять, что она сама в этом виновата.

Лео, ее муж, решал, пора или не пора заводить ребенка; Джорджо, ее сын, решает, где и как проводить каникулы, теперь Бенни с Изабеллой решили, кому представлять семью на перезахоронении деда. Она не отказывалась ехать, больше того, она считала, что просто обязана поехать в Модену, но это ее выбор, ее решение, и они не имеют права ей указывать! А может, она и вправду сама во всем виновата? Иначе, как объяснить, что близкие, которым сам Бог велел ее любить и жалеть, вытирают об нее ноги?

– Что-что? – переспросила она. – Больше моим дедом, чем вашим? Это как же понимать?

– А так! Ты всегда была его любимицей. К нам он относился с полным равнодушием. А про Бенни дед вообще говорил, что тот достоин своего имени: весь, мол, в своего папашу-фашиста. Это как же надо было не любить нашего отца, чтобы говорить о нем такое! Зато ты одной с ним породы, тебя он признавал, хотя и предпочел бы, чтобы ты родилась мальчиком. Бенни, значит, его не устраивал, а внучка по имени Джорджо – это было в самый раз, то, что надо! Даже вспоминать не хочется. Дед дарил тебе подарки, брал к себе в Модену, а нас он просто знать не хотел.

«Двадцать лет прошло, как умер дедушка, – ужаснулась про себя Джулия, – а их до сих пор гложет ревность к старому вояке, который любил меня больше, чем их».

– Ну и ну! – Джулия развела руками.

– Извини, радость моя, я не хотела тебя обидеть, но что было, то было. Между нами говоря, второго такого бабника поискать надо. Дедушка Убальдо не признавал никаких приличий. Ты разве забыла, как он умер? Из-за его постыдной смерти чуть не распался мой брак с Альбериго.

С годами обстоятельства смерти деда стали казаться Джулии даже забавными.

– Может быть, не будем об этом? – спросила она сестру.

– Ты права, не стоит ворошить прошлое, – согласилась Изабелла. – Кстати, ты должна купить платок.

– Какой платок? – не поняла Джулия.

– Полотняный платок, саван, в который завернут дедушкины кости, прежде, чем положить их в специальный ящик. Так положено.

Джулия удивилась, откуда Изабелла, боявшаяся покойников, как огня, знала такие вещи.

– И где же продают такие платки? – спросила она сестру. – Наверное, в магазине похоронных принадлежностей? Только я не знаю ни одного такого…

– Об этом не беспокойся, – перебила ее Изабелла. – Я закажу платок белошвейке. Надо будет купить самого лучшего полотна и сказать ей, чтобы швы отделала мережкой, так будет наряднее.