Приближаясь к высотке, он вдруг заметил среди высокой пшеницы душманский силуэт, с колена целившийся из гранатомета в его броню. Времени на раздумья не оставалось…

«Фас!» – скомандовал себе старлей.

Он автоматически, как в замедленной съемке (именно так ему показалось), вскинул автомат и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок. Патрон был дослан заранее, предохранитель снят и переведен в положение «автоматический огонь», расстояние между врагами составляло охотничий выстрел (то есть метров пятьдесят), а потому шансов остаться в живых у «духа» не оставалось…

Очередь в полмагазина. Не все пули попали в немытое тело, но и достигших цели хватило, чтобы лишить жизни. «Дух», как бык на корриде, молча рухнул лицом вниз, в пшеницу, кепка-паккуль слетела. Рефлекторным движением он нажал на спусковой крючок – выстрел состоялся, граната вошла глубоко в мягкий грунт, где и закопалась, не разорвавшись. Хантер смотрел на все это со стороны, словно и не он завалил вражину, а кто-то другой…

«Первый!» – удовлетворенно подумал он и здесь же поймал себя на том, что жмет на крючок, хотя патроны уже закончились.

Мигом перезарядил оружие, пригнувшись за командирским люком. И – вовремя! Как только бээмпэшка выскочила на верхушку кургана, на нее обрушился свинцовый ливень – внизу мельтешила группа вооруженных до зубов моджахедов.

Неподалеку в земле виднелась дыра – это был вход в кяриз[12]. Очевидно, подземными арыками «духи» вышли из-под артиллерийского обстрела и отдыхали на солнышке после тяжких военных трудов. Грохот артиллерии с разрывами тяжелых снарядов притупили их бдительность.

Дальнейшие события душманов не обрадовали. Шаман остановил машину – ему пришлось спрятать голову от пуль. Соболь, наводчик-оператор, не ловил солнечных зайчиков: плотным огнем он отогнал ихваней от кяриза. «Духи» залегли в высокой пшенице и бешено отстреливались. Но на этот раз Аллах был к ним равнодушен.

Десантники окружили вражескую группу, младший сержант Кувалдин, из «шнуров»[13], бросился в гущу стрельбы и нарвался на пулю. К счастью, та не снесла головы, надорвав лишь мочку правого уха. По странному стечению обстоятельств, принудительное «купирование» сдержало остальных от непродуманных действий. Пока бойцы не давали «духам» поднять головы, Дыня быстро погнал по кругу две БМП, которые пропахали поле гусеницами до черного грунта, начертив огромный бублик. Хантер все это время находился на кургане, корректируя действия подчиненных по радио и помогая огнем.

После того как ловушка захлопнулась, десантники закидали пшеницу огнями НСП[14]и эргедешками[15], воспламенив сухую растительность… В скором времени все было кончено – девять пострелянных, обгорелых трупов лежало посреди пожарища, а бойцы под командой Лома затаптывали пламя, дабы не выгорело все поле. Старший сержант не страдал неведомым ему альтруизмом, просто пожар мог навредить боевой технике, потому и тушили.

Пока занимались огнеборством, оказалось, что не все басмачи приняли очистительную смерть в огне: один раненый успел перекатиться в пшенице буквально перед гусеницами БМП и спрятаться. Возможно, его так и не заметили бы в горячке боя, однако саперные псы его как-то учуяли. Сорвавшись с поводков, они набросились на душару, люто полосуя зубами. Усилиями вожатых едва удалось унять собак. Бойцы подвели «приз» пред светлы очи старлея.

Это был молодчик лет двадцати, одетый в «фирменную» пуштунскую одежду. Документов при нем не было, автомат он где-то потерял, а вот на поясе у него висел автоматический пистолет системы Стечкина (АПС) в довольно приличной кобуре – кожаной, с карманчиками на несколько обойм.

Удивленный старлей отобрал пистолет и рассмотрел: еще от деда и отца он знал, что АПС никогда не продавался за пределы СССР и посему должен быть советского производства. Так оно и оказалось: на Стечкине стояло клеймо одного из знаменитых советских оружейных заводов! Забрав и кобуру, Александр нацепил ее на немецкий манер – слева от пряжки, что бы удобнее и быстрее выхватить оружие при необходимости (немцы, оказывается, не такие уж идиоты, как их иногда в фильмах показывают!).

Всунув пистолет в кобуру, старлей досмотрел «приз». У того была прострелена навылет левая нога, немного выше колена, рукой он держался за зеленую нечистую тряпку, которой успел перевязать рану, из-под ткани сочилась кровь. На руках и физиономии заметны свежие следы собачьих клыков – псы неплохо поработали! Говорить с пленным, в принципе, было не о чем.

– В броню козла! – распорядился Хантер. Бойцы подняли пленного, пинками погнав к боевой машине пехоты. Тот все еще пребывал в шоке от всего, что с ним случилось, и решил, что его сейчас будут кончать… Бача[16]дико заверещал и, вырвавшись из солдатских рук, бросился к старшему лейтенанту. Но не успел преодолеть и двух шагов, как мощный пес-овчар с серым чепраком на мокрой спине единым прыжком сбил его с ног, схватив за шею.

– Фу, Янычар!!! – завопил вожатый, с силой отрывая пса.

– Командор, не убивай мине, не убивай! – умолял душман, размазывая по лицу грязной рукой слезы и кровь. – Я Наваль, племеннюк мулла Сайфуль! – довольно неплохим языком северного соседа быстро заговорил он. – Не убивай мине! Сайфуль дать за мине балшой бакшиш!

– Так ты – сын Найгуля? – Старший лейтенант вспомнил инструктаж начальника разведки.

– Да, командор! – Бача обрадовался, что шурави знает имя его отца.

– Правду говоришь, не врешь? – спросил Петренко, удивленный поведением парня.

Он слышал от многих сослуживцев, что плененные моджахеды держатся по-мужски, равнодушны к смерти и истязаниям. «Что ж, не бывает людей одинаковых, значит, и душманы бывают разные», – подумал «инженер человеческих душ», он же замполит.

– Правда гаварит, командор! – обрадовался Наваль, что с ним разговаривают, а не пристрелили, как собаку. – У мулла Сайфуль в зиндан ажидат три ваший аманат[17]: шурави-сорбоз из шаш-иш-шаш и два офицер из Джелалабад-дивизия. Сайфуль обязательна минят их на мине, обязательна минят, не убивай мине!

– Хорошо, – согласился старший лейтенант. – Если брешешь – повесим на рогах шайтан-арбы! – Он показал рукой на четыре ствола «Шилки».