— Я… — он прищуривается, оглядывая меня с ног до головы. — Мы знакомы?

Ах ты, точно. Узнать во мне хрипящего и потрепанного гопника он не может. Даже жаль такое шикарное прикрытие раскрывать.

— Встречались, — хмыкаю я. — Буквально на днях. Буквально тут же.

— Ааа, — зависает парень, у него никак не сходится. — Но я… Но мы… Ты… А!

Я только мотаю головой, пока в его голове складывается полная картина. Потом он начинает таращиться на мою голову и его глаза озаряются новым пониманием. Тут же он сникает.

— Понятно, — печально вздыхает он. — А я то еще думал, как это возможно. Куда мне до Белаторского… Ладно, я тогда пойду?

— Слушай, Игнат, давай я вас познакомлю? — излишне дружелюбно предлагаю я.

Пусть он хоть поговорит с объектом своего воздыхания. А то шатается тут, словно призрак. Замерзнет, заболеет да помрет еще. Снова во мне гуманизм просыпается.

— Не надо! — испуганно вскрикивает он и добавляет тише: — Я попробовал…

— Что попробовал?

— Ну, поговорить. Я поздоровался, — с гордостью делится Вяземский.

— Иии? — встряхнуть его что ли…

— И она рассмеялась, — опять сдувается он. — И тоже поздоровалась. И ушла. И все.

Я не удерживаюсь от хлопка ладонью по лбу. Мне отчего-то искренне жаль беднягу, но такими темпами он далеко не продвинется. Да и у меня тут другое дело.

— И все… — задумчиво повторяю я, с сожалением бросая взгляд на вход в храм.

— Ты туда? — грустно спрашивает Игнат и, получив утвердительный кивок, мотает головой в другую сторону. — Ну, тогда я туда.

На этом мы и расходимся. Поговорить что ли с Кирой на эту тему? Пусть уж лучше отвадит, чего парню зря страдать.

Прислоняюсь лбом к прохладному камню, усмиряя гудящую голову. И призываю прекрасный образ. Заставить себя в своих мыслях одеть Киру у меня не получается. Не то чтобы я сильно стараюсь…

В этот раз дверь отворяется гораздо быстрее. Жрица буквально вылетает, резко останавливается и складывает руки на груди.

— Белаторский, ну в самом деле. Хватит меня гонять! Связаться со мной просто не пробовал?

Нда, это мне в голову и не пришло. Но непохоже, что она злится. Голос недовольный, а глаза улыбаются. А, к демонам разбираться…

Сгребаю в охапку и целую. Никогда не был сладкоежкой, но перед ее медовыми губами устоять не могу. Вялое сопротивление быстро превращается в страстный ответ.

— Аааах, — отстраняется она, когда губы уже начинают гореть. — Отвратительные манеры, княжич. Нельзя же просто так хватать жриц и…

Понятно, недостаточно. Затыкаю рот вторым поцелуем, более настойчивым. В общем, больше мы не разговариваем. Пока окончательно не решаем, что со жрицами делать можно. Больше слова «нельзя» я не слышу.

Разговариваем мы спустя долгое время, отдышавшись.

— Что с тобой произошло? Куда ты пропал? — спрашивает она, устроившись на моей груди.

Ах ты ж, слишком уж много событий и размышлений было. И я забыл сообщить Кире, что со мной все в порядке. Видят боги, я не со зла.

— Извини, стоило предупредить, что я был в заботливых руках жриц Хака, — я даже морщусь от воспоминания этих рук. — И еще раз сказать спасибо за удачу. В ту ночь она мне очень пригодилась.

— Расскажешь, что случилось? Столько слухов ходит… Догадываюсь, что ты как раз точно знаешь.

— Я не могу, — честно и без сожалений говорю я. — Дал слово.

Как и кому рассказывать о той ночи, я не знаю. И теперь данное императору слово кажется мне избавлением от новых проблем.

— Жаль, — легко соглашается девушка. — Люблю интересные истории.

— Думаю смогу тебя ими обеспечить, после возвращения из пустыни.

— Ты едешь в пустыню? — она подскакивает. — Как это возможно? Все группы уже собраны.

— Повезло, — подмигиваю я ей. — Кстати, о жаждущих везения. Ты хоть знаешь, что у тебя тут поклонник ночами ошивается?

— Ревнуешь? — хитро улыбается Кира.

Вопрос с подвохом. Отчего то, по причинам мне совершенно непонятным, девушки считают, что их нужно ревновать. Это мне еще наставник в голову вдолбил, но и сам я пару раз обжегся.

Захочет уйти, уйдет. Не хочет — смысл в чем-то подозревать? Брр. Люблю я женщин, но не их «вопросики».

— Жалко парня, — пожимаю я плечами.

— Что, предлагаешь и мне его пожалеть?

Да твою ж хтонь! Я смотрю в эти смеющиеся зеленые глаза, долгим и тяжелым взглядом.

— Ладно, ладно, шучу я, расслабься, — сдается жрица и обезоруживающе очаровательно кусает губы. — Извини, привычка. Больше не буду тебя дразнить. Клянусь.

Ну за такое можно и извинить, и повторить…

* * *

Дом в такой поздний час тих, темен и спокоен. Только охрана бдит, коротко здороваясь и желая спокойной ночи. Так я и не узнал, зачем их тут столько.

Приходится тихо пробираться на кухню и сметать все, что плохо лежит. Ну и что хорошо спрятано, тоже. Надо хоть повиниться перед Филиппой Матисовной, а то вдруг она на близняшек подумает.

А жизнь то прекрасна, когда не надо ни с кем драться. Когда там, где надо, пусто, а где надо — полно.

Даже любимую книжку на ночь, о демонах, не трогаю. Скоро сам все увижу, а почитать и в пути можно. Самолет, поезд… Путь будет неблизким и, надеюсь, спокойным.

* * *

Вырывает из сна меня не противно верещащий будильник. Так я, кстати, и не выяснил, кто его прячет каждый раз в новом месте.

В моей голове начинаются военные действия. Бахают взрывы, воет воздушная тревога и слышатся пулеметные очереди. И, на этот раз, совершенно соответствуя звуковому сопровождению, звучит до смерти перепуганный голос Богдана.

«Игорь, мне срочно нужна твоя помощь!»

От звукового сопровождения и тона Богдана я подрываюсь, как по боевой тревоге. Правда, получается у меня не очень. Запутываюсь в одеяле, падаю с кровати и ударяюсь головой об ее угол.

Доброго утречка, как говорил один мой знакомец.

«Что случилось? Кого убивать?» — ору я ему в ответ.

«Ой, извини. Никого убивать надо» — уже спокойнее отвечает он, но грохот взрывов совсем не помогает адекватно воспринимать его речь — «В общем, меня уже отпустили из госпиталя. И дома меня ждал сюрприз. Приезжай, увидишь».

Его там жрица покусала? Что за загадочность? Но в голосе отчетливые нотки то ли стыда, то ли вины. Может стесняется, может манеры такие. Ясно, что сообщит он только лично. Надеюсь, сюрприз приятный.

«Хорошо, позавтракаю и приеду» — отвечаю ему, стараясь выбраться и путаясь в одеяле еще больше.