Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и в прочих невеликих селениях, думал Фальк, всего только две вертикали – одна служит религиозной цели, другая воздвигнута из видов противопожарного обустройства. Обе – исторический результат древнерусского градостроительства.
Идиллическую картину завершали запахи. Воздух здесь полнился ароматом цветов, усеивавших бесчисленные дворы и палисадники. Близкая река добавляла ощущение приятной свежести.
Все это вдруг наполнило душу отставного штаб-ротмистра каким-то необъяснимым умиротворением, с юных лет крепко позабытым чувством домашнего уюта. Состояние было непривычным, и оттого тревожным. Позже об этом определенно следовало поразмыслить.
Пообещав себе как-нибудь на досуге вернуться к теме незнакомых мироощущений, Иван Карлович сам того не заметил, как очутился у крыльца длинного приземистого строения, свежевыкрашенного в желтый цвет. Карета слегка качнулась и тотчас остановилась, издав протяжный и, как вообразилось молодому человеку, полный ликования скрип, знаменующий окончание дальнего странствия.
Фальк открыл дверцу, спрыгнул с подножки и с видимым удовольствием потянулся.
– Что, Степан Андреич, никак почта? – прокряхтел он, завершая немудреный моцион и принимаясь вынимать с багажной полки объемистый дорожный саквояж.
– А как же, она самая и есть, ваш скородие! Вмиг доставили, как обещано, по всей форме, – пробормотал ямщик и ласково погладил по морде всхрапывающую кобылу. – Ишь притомилась, сердешная…
Петербуржец отлично понял маневр бородатого хитреца.
– Благодарю за службу! Вот, держи-ка, братец, канарейку на водку!
Он протянул оторопевшему от неслыханной щедрости кучеру желтенькую рублевую ассигнацию и одарил его тонкой, понимающей улыбкой. Не враз опомнившись, извозчик медленно, точно во сне, стянул шапку, и склонился чуть не до самой земли.
Лошадки, в отличие от кареты, Фальку не принадлежали. Он добирался на перекладных – старинным, чуть не с ордынских времен, способом, а посему освободившихся от тяжкого бремени почтовых скакунов отвели в стойло, покормить и хорошенько почистить. Коляску же откатили в нарочно возведенный на то каретный сарай.
Вообще-то сарай был предназначен для почтовых карет, тарантасов, бричек и прочих упряжек, которые использовались только для транспортировки грузов, а иногда и пассажиров, не имевших своего транспортного средства, однако для отставного штаб-ротмистра сделали исключение. Не в последнюю очередь благодаря активнейшей «протекции» облагодетельствованного ямщика.
– Ништо, ваше скородие! – деловито ворчал кучер. – Уж вы за экипажу свою не тревожьтесь. Ступайте себе, барин, мы дальше сами тут… как говорится, в лучшем виде!
Как только «экипажа» исчезла в полумраке сарая и за ней закрылись, наконец, массивные створки, Фальк снова поблагодарил кучера и тотчас зашагал к крыльцу почтовой конторы. Надлежало уладить дела с бумагами.
Темноватое помещение станции по вечернему времени пустовало, лишь за письменным столом поскрипывал пером дородный служащий с красным от чрезвычайного усердия лбом. Он принимал корреспонденцию у одного единственного посетителя, невысокого господина со смешными стеклышками на глазах.
Дабы избежать проблем с ночлегом следовало поторопиться, а потому, превосходно зная, как любят почтовые люди заводить пространные беседы со всяким новым человеком, держался штаб-ротмистр сухо, деловито и на приватности не напрашивался. Быстро разделавшись со всеми положенными формальностями, он пожелал станционному смотрителю здравствовать, выскользнул за дверь и немедленно нахмурился уходящему дню. Времени до ночи оставалось совсем немного, почитай так и не было вовсе.
***
Сжимая под мышкой свой неразлучный сверток и ухватив свободной рукой саквояж, Фальк покинул почтовое подворье и отправился на поиски извозчика. Он быстро пересек улицу, едва не угодив в невесть откуда взявшуюся грязную канаву, и только удалось ему счастливо избежать одного препятствия, как он тут же столкнулся с другим. Наскочил на перепачканного с головы до ног мальчишку в лихо задвинутом на самый затылок картузе при сломанном козырьке.
– Дяденька, дяденька, а хочите я вам гамаши начищу? Токмо деньгу наперед! – тоненько запричитал он, для наглядности размахивая тряпкой, что бы как можно понятней донести до потенциального клиента суть своего коммерческого предложения.
Вот, кажется, и отыскалась разгадка таинственному происхождению давешней канавы.
– Во-первых, следует говорить не «хочите», а «хотите», – улыбнулся штаб-ротмистр. – Во-вторых, ты вот что, дружок, сыщи мне коляску. Дам тебе пряник! Как? По рукам? Я тебя вон там стану дожидаться.
Он указал рукой на торговый ряд, находившийся здесь же, неподалеку. Постреленок с готовностью кивнул и, сверкая немытыми пятками, припустил выполнять поручение. Да не забыл, сорванец, по пути разогнать парочку воркующих голубей. Мальчишка, он мальчишка и есть, с него что взять?
Предоставленные минуты праздности Иван Карлович решил употребить с пользой и немного подкрепиться. Сегодня он не держал во рту и маковой росинки, скудный холодный завтрак не в счет, но искать трактир было решительно некогда, не говоря уже о том, сколько времени отнял бы обстоятельный, неторопливый ужин. Не без труда прогнав мысли о горячей похлебке и круглобоком самоваре, Фальк купил связку румяных бубликов, что источали на всю округу до невозможности манящие и головокружительные ароматы.
Звякнув дверным колокольчиком, он покинул купеческую лавку – по виду самую основательную во всем ряду, с резным крылечком и внушительной вывеской «Центральный магазин продовольственных товаров, церковной и иной утвари». Стоя подле порога, штаб-ротмистр покрутил головой налево – направо и, не найдя скамейки куда можно было бы приличному человеку присесть, принялся наскоро закусывать прямо так, не сходя с тротуара. Хотя тротуаром этот поросший травой участок земли можно было бы назвать с известной долей условности. Отправляя в рот кусочек за кусочком, он задумчиво смотрел по сторонам.
На улице стояла приятная вечерняя прохлада, не такая промозглая и мутная, как в столице. От длительного разглядывания Курган, как и всякий маленький городок, во многом выигрывал и выгодно отличался от своих громоздких собратьев.
Вот, громогласно призывая горожан навострить ножи и топоры, прошествовал мимо точильщик в малиновом жилете, неся через плечо небольшой точильный станок на деревянной раме. А вот стайка мальчишек с радостным смехом прокатила мимо старое колесо от телеги. Через два дома иная картина, там стоял, опираясь на метлу, дворник в белоснежном фартуке и лениво бранился со старухой, выплеснувшей со двора ведро воды.
– Игнатьевна, ну сколь раз тебе старой говорено, от того что ты на дорогу льешь только хужей делается!
– Чагой та хужей!? Это водицей-то? – все ахала она, вытирая руки о передник.
– Да говорю же, – терпеливо втолковывал ей дворник, – по жиже мести – все одно, что грязь мешать! Ты вон у себя в ограде делай что хошь, а
