chitay-knigi.com » Детективы » Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 73
Перейти на страницу:
часто напоминающие хлев, с такими, впрочем, ценами, какие не найдешь и в самых респектабельных ресторациях.

В пути он встретил начавшийся и успевший закончиться полный сочными травами сенокос, а за ним и необременительные по своей строгости Госпожинки. И вот уже в осенний мясоед, сытую пору частых свадеб и веселья, наконец, приблизился к конечной точке своего непростого маршрута. Лошади, далеко разнося по округе пение звонкоголосых колокольчиков, с каждой минутой приближали его к уездному городу с неизвестным всякому столичному жителю названием Курган, что в Тобольской губернии.

– Скажи-ка, братец, далеко ль еще до заставы? – окликнул молодой человек восседавшего на козлах кучера, чуть приоткрыв невеликое оконце, расположенное в передней части кареты.

– Да куды там! Таперичка, почитай, уж недалече. До темноты оно непременно-с, барин, уж как положено, до темноты-то, – с охотою откликнулся кучер, облаченный в видавший виды кафтан, и, завидев впереди очередную кочку, слегка натянул поводья, желая чуть замедлить бег лошадей. – Тпрууу!

Вздохнув, узник кареты откинулся назад и извлек из-под мягкой отороченной кистями подушки, вот уже который день служившей ему единственным предметом комфорта, аккуратно сложенную газету. Сквозь страницы ее вдруг с легким шелестом выпорхнул бумажный листок, испещренный мелким, совершенно не каллиграфическим почерком, и едва качнувшись в воздухе, скользнул под пружинное сиденье. Это была подорожная, выписанная на имя отставного штаб-ротмистра Ивана Карловича Фалька.

Водрузив упавший документ рядом с собой, молодой человек решительно развернул газету и, в который раз, пробежал глазами первую страницу. Он приобрел ее близ Александро-Невской лавры в самый день отъезда и за время, проведенное в дороге, изучил буквально вдоль и поперек. Однако более развлечь себя было нечем. Чтение – единственное из доступных в условиях каретного заточения занятий, способное хоть как-то развеять скуку.

Сверху по центру, прямо под монограммой с изображением пчелы в окружении дубовых листьев, помещалась крупная надпись «Северная пчела». Чуть ниже и шрифтом помельче было выведено: «№ 49, вторник, июля двадцать восьмого 1840 года». А затем уже и вовсе едва заметно: «выходит по вторникам, четвергам и субботам, годовая цена за 156 нумеров: в С.П. Бурге 40 рублей, с пресылкою 50 рублей».

Петербуржец поводил пальцем по строчкам.

Карету ощутимо потряхивало на колдобинах и капризные буквы все норовили разбежаться в разные стороны. Наконец, он остановился на нужной статье и углубился в чтение. Статья, озаглавленная как «Виктория русского оружия», была выдержана в бравурно-патриотическом тоне и старательно предрекала непременную победу этого самого оружия на Кавказе, причем в самых скорейших перспективах. Автор, смакуя мельчайшие детали, которые он сам же, весьма вероятно, и сочинил, строчка за строчкой повествовал о недавнем сражении на реке Валерик, завершившемся разгромом северокавказских горцев.

На взгляд Ивана Карловича, делалось это очень уж прямолинейно и незатейливо. Несмотря на безусловное сочувствие оказавшимся в тяжелом положении войскам и любовь к отчизне, Фальк никак не мог отделаться от ощущения некоторой гадливости и полагал, что статью изрядно «пересиропили». Если кто-то громко и неутомимо твердит о своей правоте и избранности, значит, есть сомневающиеся!

Штаб-ротмистр давно уже пришел к выводу, что подобного рода неоднозначность теперь правит бал во всем. Это касается не только дел армии и Кавказа, но и статского общества.

Все больше головы захлестывает хмель либерализма. Вслед за безумцами, вышедшими в двадцать пятом на сенатскую площадь, появляются новые веяния и кружки. Похлеще старых. Все больше проникается чувством собственного достоинства простой мужик, не умеющий зачастую прочесть свое собственное имя. Да что там, многие из доморощенных «робеспьеров» затруднились бы даже с уверенностью назвать сегодняшнее число. А все туда же, свободу им подавай! Равенство. Братство.

Пресса оставаясь, пожалуй, единственным глашатаем и источником публичной мысли, всеми силами стремилась сгладить общественное напряжение. Завершалась статья вполне закономерно, плавно переходя от восхищений к увещеваниям, призывая «усмирять в сей тяжелый час для русской отчизны бурные порывы к чужеземному, к неизвестному, к отвлеченному в туманной области политики и философии и умножать, где только можно, число умственных плотин».

Иван Карлович снова вздохнул и задернул штору, растянулся на скрипучем сиденье и миг спустя погрузился в глубокий, болезненный сон.

Из тревожной дремоты юношу вывел голос кучера.

– Просыпайся, ваш бродь! Никак прибыли, уж вон и застава.

***

Не обманул умудренный опытом и сединами ямщик, к городу подкатили до темноты. Впрочем, когда миновали заставу, дневное светило уже основательно клонилось к горизонту, прячась за кромкой леса. Лес этот почти вплотную подступался к самой городской окраине, точно имея твердое намерение ежеминутно видом своим выказывать, мол, не задавайтесь, не обманывайтесь люди, что держитесь теперь цивилизованного общества, да носу своего не дерите, потому все одно в глуши живете.

Застава представляла собой громоздкий, сработанный из долгой лесины шлагбаум, не отличающийся особым изяществом и бонтоном, полосатую будку, с кое-где облупившейся краской, да крохотную сторожку-кордегардию, изрядно потемневшую от частых непогод.

– Спишь, Курган! – грозно насупив брови, прикрикнул возчик на нерасторопного инвалида (инвалид – категория военнослужащих Российской Императорской армии; в данном случае не имеется в виду физическое увечье). – А ну, подымай свою палку! Не вишь, барина везу?!

– Не шуми, не шуми, ну чаго расходился! Слышу я, Степан, тебя как не слышать! – отозвался пожилой служака, спеша к подъемной цепи. На полпути он посторонился, уступая дорогу вылетевшему на шум унтеру.

Иван Карлович, больше привыкший к столицам, мимолетно подивился девственной пустоте городских улиц. Въезд в город не был перекрыт вереницами многочисленных карет и колясок, ожидающих всякая свой черед в строжайшем соответствии чину и званию. Не слышалось ни зычных команд вахтенных, ни ропота измученных ожиданием путников, ни ржания взмыленных коней. Вообще ничего. Только где-то поблизости неохотно ворчали псы.

– Как у вас тихо здесь, хорошо-с, – чуть слышно проговорил Фальк и с заспанным видом протянул дежурному документ.

Унтер, придерживая болтающуюся в ножнах саблю, принял бумагу и стал читать ее с обстоятельностью человека, привыкшего полагать себя изрядной величиной. Он долго шевелил губами, щурился и моргал, и наконец, проговорил:

– Да-с, тут у нас не Бог весть, какой Вавилон, ваше степенство! – затем вытянулся в струнку и, обращаясь уже к одному только своему подчиненному, гаркнул, что есть мочи. – Подвысь!

Едва шлагбаум медленно и со скрипом пополз вверх, едва унтер пропустил упряжку и взял под козырек, как русоволосый франт приник к узкому занавешенному окну и принялся с интересом рассматривать городок. Неширокие улочки были залиты мягким вечерним солнцем. По ним со звонким смехом носилась ребятня. Спешащие куда-то прохожие, по виду в основном из мещан, купцов да разночинцев, с неприличным любопытством провожали карету долгими, пытливыми взглядами.

Повсюду виднелись утопающие в

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 73
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности