— В чем дело, коназ? — вперед выступил Огадай. В руках хана блеснул обнаженный клинок.

— Что происходит? — подался за ханом Феодорлих. Тоже с мечом наголо.

И тут же оба отшатнулись обратно.

Угрим ничего не ответил. Ни Тимофею, ни хану, ни императору. Князь взмахнул руками. Выплюнул краткое заклинание.

Там, где лежали трофеи, столбом поднялось голубое пламя. Ревущее. Искрящееся.

Крысий потрох! На миг Тимофею показалось, будто он различил в колдовском огне огромное око, зависшее над башенной площадкой. Потом видение исчезло.

Магический удар был страшен. Веревки развеялись пеплом. Подвижные крючья-когти развалились на сочленения. Кольцо с ножами изогнулось спиралью, лопнуло и рассыпалось на части. А еще мгновение спустя железо обратилось в окалину и пыль.

Порыв ветра сдул с почерневшего камня золу и труху. От бесерменского оружия не осталось и следа.

* * *

Мимолетная, едва-едва уловимая гримаса недовольства скользнула по лицу Чжао-цзы. Горбатый колдун западных варваров-фань, который на самом деле вовсе не был горбуном, слишком быстро распознал его хитрость. Это не нравилось старейшине-ву, предводительствующему над кланом «лесных демонов» линь гуй.

Утешало одно: прежде чем колдовское пламя оборвало магическую нить, позволявшую следить за врагом, Чжао-цзы все же успел кое-что узнать. И, если быть уж совсем честным, он успел узнать не так уж и мало.

А со временем узнает еще больше.

Обязательно узнает. Непременно…

Предводитель линь гуй с улыбкой глянул на пленницу, что лежала между его двух кристаллов с Костьми Силы. Это была хорошая добыча — и кристаллы, и пленница.

Кристаллы… Толстая прозрачная оболочка. На ровных блестящих гранях проступают путаными матовыми росчерками древние письмена. Не всякий каллиграф смог бы безошибочно скопировать столь сложные иероглифы. Внутри каждого кристалла — согнутая в колене и немыслимо усохшая нога. В одном — правая, в другом — левая. Кость и кожа. Вернее, одна только Кость, обтянутая тонкой, сухой, почерневшей пленкой, некогда бывшей кожей. Мумифицированные конечности были маленькими — как ноги истощенного младенца. Но они не принадлежали человеку. Согласно тайным преданиям, это были останки Яньвана — князя мертвых. Кости, несущие в себе его силу, попали в этот мир из царства, напитанного водами желтого источника. Из подземного царства Смерти, имя которому Диюй.

Пленница… Миловидное лицо иноземной варварки портил оскаленный в гримасе ненависти рот. Большие и черные, как спелая ягода тутовника, глаза горели бессильной злобой. Что еще? Смуглая кожа, высокая грудь, иссиня-черные волосы… Женщина была обнажена и совершенно беспомощна. И изуродована его, Чжао-цзы, чарами. Сросшиеся ноги, вросшие в бока руки — такое никому не добавит красоты. Зато магия держала сейчас чужеземку крепче самых крепких пут.

— Твой супруг, которого ты не любишь и который также не испытывает большой любви к тебе, очень осторожен, колдунья, — обратился к ней Чжао-цзы. — Но хватит ли у него хитрости, чтобы перехитрить «лесных демонов»?

Пленница не ответила. Не могла. Трудно отвечать, когда язык намертво прирос к гортани. Да и ханьских наречий варварка из далеких западных земель не понимала. Но мысли чародеев не нуждаются в переводе.

— Ты ведь тоже была хитра и осторожна. А помогло ли тебе это?

И снова Чжао-цзы не дождался ответа. Только ощутил волну ненависти, окатившую его с ног до головы. Чужеземка дернулась всем телом — так дергается недобитая змея. Попыталась плюнуть, но только испачкала слюной собственный подбородок.

Чи-жоу-туань! Жалкая груда сырого красного мяса…

Чжао-цзы скривился. Он представил, как, должно быть, мучительно для этой колдуньи лежать возле источников великой силы и не иметь возможности ею воспользоваться. Что ж, пусть помучается. Сговорчивее будет.

Потом. Когда придет время…

* * *

— Твое колдовство не удалось, урус? — прищурил свои и без того узкие глазки Огадай.

Кочевник первым пришел в себя, когда магическое пламя, обратившее бесерменское оружие в прах, опало и исчезло без следа.

Угрим метнул на него раздраженный взгляд:

— Мое колдовство удалось, хан. Я узнал, куда следует тянуть Темную Тропу. Вот только мой… наш общий враг теперь тоже знает многое.

Тимофей насторожился.

— Объясните, князь, — потребовал Феодорлих. Единственный глаз императора пристально смотрел на Угрима.

— А чего тут объяснять! — Обычно сдержанный Угрим был вне себя от бешенства. — Маг с желтым лицом не случайно оставил свои заговоренные вещи на месте нашей стычки.

Вот как? Тимофей покосился на потемневший камень, где еще пару минут назад лежали бесерменские диковинки.

— Думаю, при большом желании он мог бы прихватить их вместе с Черными Костьми и Ариной, — продолжал князь, — однако не стал этого делать. Он специально подкинул трофеи мне. Подкинул, чтобы я взял их с собой.

«Интересно зачем», — подумал Тимофей.

— Зачем? — озвучил его невысказанный вопрос император.

— Через эти вещи не только я мог наблюдать за колдуном, которому они принадлежали, но и он — за мной, — хмуро ответил Угрим. — И наблюдать, и подслушивать. Иногда магические следы ведут в разные стороны. Есть особые заклинания…

— Что ему известно? — встревоженно перебил Огадай. — Колдуну с желтым лицом и в зеленом плаще?

Князь пожал плечами:

— Он слышал наш разговор. Он знает, кто ему противостоит и где мы находимся. Он видел, какими силами мы располагаем.

Тимофей глянул вниз. Да, отсюда, со стен крепости, сейчас вся их армия, как на ладони.

— Боюсь, он успел получить о нас больше сведений, чем я о нем, — подытожил Угрим.

И замолчал.

— И что это значит, князь? — нахмурился Феодорлих.

— Это значит, что времени у нас еще меньше, чем я думал. Нужно атаковать сейчас же, иначе будет поздно. Пусть авангард выступает немедленно. Я открою Тропу. Чем быстрее мы завяжем битву, тем меньше оставим противнику возможностей использовать против нас то, что он уже успел узнать. Внезапность и стремительность — вот все, что мы можем противопоставить его осведомленности.

— А если это снова ловушка? — быстро спросил Феодорлих.

— Да, если нашего удара ждут? — поддержал императора Огадай. — Тогда что, урус?

— Скорее всего, так и есть, — неожиданно спокойно ответил Угрим. От такого спокойствия Тимофея аж покоробило. — Скорее всего, ждут. Но я должен знать точно, кто и что именно нас ждет. А этого не понять до тех пор, пока кто-то не пройдет по Тропе.

— И пока кто-то на Тропе не погибнет? — вставил хан, гневно блеснув глазами.