– Очень может быть, что квартира прослушивается, а вытам трепались насчет преступлений…

– Ух ты! – воскликнул Леха. – А на кой импрослушивать самих себя?

– Не самих себя, – покачала головой Маня, –а, к примеру, эту вашу знакомую, тетю Люсю.

– А ее-то зачем?

– Как зачем? Чтобы знать, не заподозрила ли оначто-нибудь, не собирается ли заявить в милицию, и вообще…

– Но тогда, – задумчиво проговорил Гошка, –значит, они, преступники эти, оставили что-то у нее в квартире, иначе им этовсе на фиг не нужно. Слиняли бы, и все дела…

– Что ж они могли там оставить?

– Оружие, наркотики, да мало ли, – выпалил Леха.

– А я вот в одной книжке читала, как бандит пряталдрагоценные камни в осликах…

– В каких осликах? – не поверил своим ушам Леха.

– Ну, там бабушка героини собирала коллекцию осликов…

– Так то в книжке…

– А кстати, там никаких коллекций нету? –полюбопытствовала Маня.

– Вроде нет, – покачал головой Гошка. – Авообще, мне все это ужасно не нравится. Надо бы как-то предупредить тетю Люсю.

– Но как?

– Может, поехать в аэропорт, встретить ее?

– Гуляев, ты сдурел, да?

– Если они за нами следят и увидят, что мы туда премся…Мы можем и не доехать до аэропорта. Причем запросто. Нетушки, нам теперь надосидеть совсем тихо, никуда не рыпаться…

– Гош, а кто будет встречать тетю Люсю? – спросилавдруг Маня. – Твоя мама?

– Нет, мама не может… Ее кто-то встретит с машиной,наверное. Мало ли у нее знакомых!

– А ключи от квартиры есть только у вас?

– Насколько я знаю, да. Они с мамой давно дружат… Апочему ты спрашиваешь?

– Ну, понимаешь, ведь мог же там побывать кто-то еще изее знакомых…

– То есть ты хочешь сказать, что мне прибредилось, чтовеник мокрый и подушка диванная перевернута, а тебе в таком случаеприбредилось, что за нами какой-то хмырь следит, – обиделся Леха.

– Ничего такого я не говорила, – пожала плечамиМаня, – я только подумала, что преступником вполне может быть кто-то из еезнакомых.

– А ведь ты права! – закричал Гошка. –Запросто!

– Вообще-то все бывает, – согласился Леха. –Она, говоришь, киношница?

– Сценаристка.

– Вот-вот. Около кино знаешь сколько всяких бандитоввертится!

– Гошка, а ты случайно не знаешь телефон этой старушкииз квартиры напротив? – поинтересовалась Маня.

– Тети Маши? Нет, откуда… А зачем он тебе?

– Необходимо с ней поговорить! Она ведь может знать…

– Что знать? – не понял Гошка.

– Кто бывал в квартире этой тети Люси.

– Ни фига она не знает, она в больнице долголежала, – вспомнил Леха. – И потом…

– Что?

– Я вообще не уверен, что она жива.

– Почему это? – удивился Гошка.

– Потому… То она за хлебом сходить не может, а черездень уже куда-то умотала…

– Так тоже бывает, – заявила Маня. – А вообщепроверить не мешает. Только вот вам туда соваться никак нельзя.

– Это и глупому ежику понятно, – кивнулЛеха. – Можно твою сеструху и Ксеньку туда отправить.

– Нельзя, – покачала головой Маня.

– Почему?

– Потому что если за вами следят, то вполне могутприметить девочек из этого дома…

– Соображаешь, Малыга! – воскликнул Леха.

Маня промолчала.

– Но тогда можно попросить Никиту, – Гошкавспомнил про двоюродного брата.

– Точно! – обрадовался Леха. – На нем же ненаписано, что он твой родственник. К тому же он может прихватить с собой этогоЗорика с его Цезарем.

Одноклассник Никиты Зорик Гейбер вызывал у Гошки неприязньиз-за того, что Манина старшая сестра Саша по уши влюбилась в него, когда онпомогал им в поисках пропавшей соседской дочки.[1] Не столькосам Зорик, сколько его немецкая овчарка по кличке Цезарь. Но Гошка умелскрывать свои чувства и ничего не сказал.

– Я вот только не уверен, что старуха согласится с нимиразговаривать. Нас-то с Гошкой она уже знает, а тут явятся какие-то пацанынезнакомые… Сейчас все всех боятся. Да, ситуевина, – почесал в затылкеЛеха.

– Нет, для начала надо просто выяснить, жива ли тетяМаша, дома она или же опять загремела в больницу, – вслух размышлялГошка. – А для этого вполне подойдет Никита. – Имени Зорика ему дажепроизносить не хотелось.

– Точняк! – обрадовался Леха. – Нехайпокрутятся там во дворе, если со старушкой что-то стряслось, они это быстроузнают. Небось все местные бабульки в курсе дела.

– Правильно, – одобрила его идею Маня. – Сэтого и начнем.

В старом московском дворе было грязно и сыро. Впрочем, втакую скверную погоду грязно и сыро было везде. Никита и Зорик огляделись, иЗорик разочарованно произнес:

– Не вдохновляет.

– Что? – спросил Никита.

– Вид этого двора. Ни одной старушки. Ни одной мамаши сколяской. Даже доминошников нет.

– В такую погоду неудивительно, – пожал плечамиНикита. – Но все равно, что-то надо делать.

– Не спорю. Но что именно?

– Может, поднимемся, посмотрим, как и что?

– Сдается мне, что в этом доме есть чердак, –задумчиво проговорил Зорик.

– Ну и что? – не понял Никита. Не успел он задатьсвой вопрос, как с неба повалил мокрый снег и почти ничего не стало видно.

– Хорошо! – воскликнул Зорик. – Простоотлично!

– Чему ты радуешься, чудак?

– Погоде! Она же продолжает оставаться нелетной! И этакиношная дама в Москву пока не вернется. Сидит сейчас себе в каком-нибудьаэропорту и проклинает погоду, не понимая, что это, возможно, для нее спасение.

– Слушай, пошли в подъезд, – не выдержалНикита, – будем там радоваться нелетной погоде.

– Пошли, только не в этот, а в соседний.

– Согласен. Лишь бы сухо было.

Войдя в подъезд и отряхнувшись, Зорик начал подниматься полестнице.

– Ты куда?

– Наверх.

– Зачем?

– Потом объясню.

Никита относился к Зорику с большим уважением, а потому нестал спорить. Они поднялись на последний этаж.