уставился в окно, пытаясь не думать о ней. Я хотел выкинуть ее из своей гребаной головы!

— Черт бы тебя побрал, Мел.

ДЕНЬ 3

Оглядывая двор, я наблюдал, как они проходят мимо меня. Никто не встретился со мной взглядом, они просто пинали камни на земле, проходя мимо. Все они держались в стороне, и небольшая группа ирландцев, тех, кого не отправили в одиночную камеру, стояла не так далеко от меня, прислонившись к стене. Я собирался выбраться отсюда, и когда я это сделаю, последнее, в чем я нуждался, это в том, чтобы полиция пыталась установить связи. Они знали это. Или, по крайней мере, я думал, что знали, пока один из них не подошел.

— Мистер Каллахан.

— Да, О'Коннор? — Спросил я крупного мужчину с рыжими волосами и усами.

— Мы убрали четверых. Но вчера потеряли одного.

— Отправь его имя моему брату. О его семье, как всегда, позаботятся.

— Мы знаем, сэр. Спасибо. Но есть кое-что еще, что вы должны знать.

Вздохнув, я кивнул, взглянув на мужчину.

— Тогда выкладывай.

— Здесь мало итальянцев. Не много, но достаточно, чтобы вызвать проблемы.

Я на мгновение замолчал. Моя челюсть сжалась.

— Они верят, что я убил ее.

— Да, сэр, и они хотят возмездия.

Конечно, они хотели.

Моей семье потребовались годы, чтобы закрепиться ы пенитенциарной системе. Это было гораздо сложнее, чем казалось. Должен быть лидер, который был бы достаточно предан, чтобы держать всех ирландцев в узде за решеткой, достаточно умен, чтобы знать, как вести себя незаметно, и достаточно силен, чтобы вселить страх в сердца каждого ублюдка на свободе. Вдобавок ко всему, они должны были быть приговорены к пожизненному заключению без всякой надежды на освобождение. Если бы это было не так, они бы с радостью продали нас в рамках сделки о признании вины… Таким человеком был О'Коннор. Он убил двух полицейских после того, как они забрали его жену и сына. Сейчас он был бы в окружной тюрьме, если бы не переполнение.

— Кто лидер внутри? — Наконец спросил я.

— Спун.

Когда я посмотрел на него, он только усмехнулся.

— Спун?

Он пожал плечами.

— Этот человек гнет ложки, как ещё его можно было назвать? (Прим. В английском языке слово «spoon» — ложка).

Смеясь, я покачал головой, прежде чем провести рукой по волосам. Затем я откинул голову назад, чтобы погреться на солнце.

— Прекрасно. Устрой мне встречу со Спуном. Я поклянусь итальянцами и их именами.

— Я не знаю, как все пойдет, — пробормотал он.

Нахмурившись, я выпрямился.

— Это не твое дело знать. Просто организуй мне встречу. Есть что-нибудь еще?

— Здесь много людей, которые ищут товар…

— До свидания, О'Коннор, — оборвал я его.

Кивнув, он повернулся и направился обратно к углу вместе с остальными ирландцами.

Мне нужно было сосредоточиться на чем угодно, только не на ней. Но как я мог это сделать, когда каждый раз, когда я чувствовал, как бьется мое сердце, я думал о ней и Итане.

По внутренней связи раздалось оповещение.

— Каллахан, к тебе посетитель. Каллахан, к тебе посетитель.

Оттолкнувшись от забора, я почувствовал на себе их взгляды, когда направился к зданию.

Те, кто остался в группе лысых, не сводили с меня глаз, но не осмеливались подойти ближе. Мексиканцы просто расступились, когда я прошел, в то время как чернокожие сделали вид, что меня не существует. До тех пор, пока они не встанут у меня на пути, с ними все будет в порядке.

Охранники у двери сопроводили меня, закованного в цепи, внутрь. Моя мать в обязательном порядке навещала меня через день, независимо от того, в какой тюрьме я находился и как далеко это было. Она всегда приходила с завитыми волосами, в отглаженном платье, и даже через стекло я чувствовал нежный аромат ее духов, и что бы ни происходило, она всегда одаривала меня самой широкой улыбкой. Я ненавидел то, что мне приходилось видеть ее такой.

— Доброе утро, мам, — прошептал я в трубку.

— Доброе утро, малыш. Как у тебя дела? — Она нахмурилась, оглядывая меня.

— Я в порядке…

— Начальница тюрьмы сказала мне, что вчера был бунт.

— Мам, я в порядке.

— Прекрати так говорить! — рявкнула она. — Ты не в порядке. Находиться здесь — это не в порядке. Я ненавижу, что ты здесь, с этими собаками. Ты не убивал Мелоди.

— Ты думаешь, я этого не знаю, мама? — Огрызнулся я в ответ, чуть привстав со своего места. Охранники сделали шаг вперед, и я снова сел. Проведя руками по волосам, мои ладони снова оказались на подбородке и рту.

— Мне жаль, — прошептала она, но ей не о чем было сожалеть.

— Нет, ма, прости. Как Итан? — Узел в моей груди затянулся еще туже при мысли о нем.

Улыбка вернулась на ее лицо.

— Он такой… он потрясающий. Вчера он чуть не вырвал волосы твоего отца, и в тот момент, когда Седрик начал визжать, Итан начал разговаривать с ним на своем языке. Как будто он пытался подкупить своей красотой.

Я хихикнул при этой мысли.

— Лиам, прошло четыре месяца, тебе нужно его увидеть…

— Нет, мама. Я не допущу, чтобы моего сына привезли в тюрьме. Это не его жизнь. Я отказываюсь, чтобы он когда-либо видел это место изнутри. — Он был Каллаханом. Я бы никогда не стал подвергать его этому без необходимости.

Она вздохнула.

— Прекрасно. Я каждый день показываю ему твои фотографии и видео. Он знает тебя, и я не позволю ему забыть.

— Убедись, что он увидит ее. — Ему нужно было запомнить ее.

— Тогда ей нужно притащить свою задницу домой и вытащить тебя отсюда, — прошипела она сквозь зубы.

— Мама.

— Хорошо. Я поняла. Но когда она вернется, мы с ней еще поговорим.

— Конечно…

— Заканчивайте. Время посещений вышло! — крикнул охранник.

Протянув