нас ирландскими дворнягами. Оставили нас гнить на улицах.…мы объединились, выжили, и теперь мы стоим вместе, чтобы не умереть в одиночестве. Это работа Ceann na Conairte. Единственный способ, которым ты можешь этого достичь, — это…

— Отпустить, — прошептал он, и я кивнул.

— Иди пообедай, потому что, если ты сегодня не сдашь стрельбу по мишеням, ты не будешь есть до завтрашнего ужина.

Это подняло его на ноги. Когда он открыл дверь, Нил стоял прямо за ней, возвышаясь над своим младшим братом, которому либо было все равно, что он ниже ростом, либо он этого не заметил. Лиам с большей гордостью, чем следовало бы пятнадцатилетнему мальчику, уставился на своего брата.

— Мама ждет тебя на ланч, — сказал Нил.

— Я уже собирался идти, старший брат, — ответил Лиам. Резкость в его голосе была очевидна, когда он выходил из комнаты.

Нил. Лиам. Интересно, что будет с вами двумя.

ГЛАВА 1

«Хотя это безумие, но в этом есть смысл».

— Уильям Шекспир

ЛИАМ

ДЕНЬ 1

123.

124.

125.

126.

Я считал, подтягиваясь. Брусья, идущие по потолку, создавали возможность для моей тренировки. Не обращая внимания на жгучую боль в руках, я продолжил подтягиваться. Если бы я не обращал внимания на хриплые, глубокие и воющие голоса вокруг меня, я смог бы обрести тишину в своей новой камере размером шесть на восемь из камня и стали. В течение ста двадцати семи дней я переходил из одной камеры в другую в разных тюрьмах по всему штату ради моей «безопасности». Но все это не имело значения; я был вдали от нее, от своего сына, от своей семьи. Плыть по течению и напрягать каждый мускул до полного изнеможения было единственным способом сохранить остатки здравомыслия, которые у меня еще оставались.

Никаких эмоций. Никакого страха, — та мантра, которой я придерживался, пока ждал.

— Тебе нравится твой новый дворец, Каллахан? — спросил один из офицеров, постукивая ладонью по двери в мою камеру. Без кандалов и стали его бравада была несуществующей. Я знал это, и он тоже.

— Такое впечатление, что ты никогда не был во дворце, — стоически ответил я, снова подтягиваясь; сто пятьдесят подтягиваний, двести приседаний, двести пятьдесят отжиманий… таковы были мои дни здесь.

— Ну, это то, что ты получаешь, когда убиваешь свою жену. Начальник тюрьмы хочет лично поприветствовать тебя в твоем новом доме, — сказал он, и мне захотелось набить ему морду.

Вздохнув, я потянулся, прежде чем схватить свою рубашку с собачьего коврика, который они называли кроватью. Просунув руки в открытую щель двери, маленький придурок защелкнул наручники на моих запястьях сильнее, чем ему было нужно. Но если он искал реакции, то он искал не в том гребаном месте. Отступив назад, я подождал, пока он откроет дверь, прежде чем выйти. Потребовалось трое из них, все плотного телосложения и лысеющие, чтобы сопровождать меня.

— Иди, — заявил старший из них, кивнув в сторону коридора и выпятив грудь, как пингвин. В этом не было ничего нового, это была третья тюрьма, и по какой-то причине все они чувствовали необходимость проявить себя и показать мне, кто был королем этой дыры. Пока я шел, оскорбления были такими же, как и в других заведениях, шквал шума и угроз всегда доносился в мою сторону.

— Ууу, посмотрите на симпатичного белого мальчика.

— Где сейчас твои деньги, Каллахан?

— Каллахан, теперь ты моя сучка.

— Ты не дерьмо, парень!

Направляясь к лестнице из серебристой стали, я просто игнорировал их. Все ждали реакции, просто чтобы их заметили. На одно мгновение в их жалком подобии жизни они захотели, чтобы их увидели и услышали. Я не собирался опускаться до их уровня…У меня были люди для этого.

— Тебе лучше быть осторожнее, Каллахан, — сказал охранник, чье имя я не стал бы утруждать себя запоминанием, открывая передо мной стальную дверь.

Она сидела, зажатая между старым письменным столом и стеной, увешанной наградами, сертификатами и медалями. У нее были короткие рыжие волосы до плеч, она ней были очки в темной оправе и пиджак от костюма. Ей не могло быть больше сорока, и золотая табличка на ее столе гласила: Доктор Рейчел Олден.

— Присаживайтесь, мистер Каллахан. — Она указала на деревянный стул перед своим столом, когда развернулась и схватила мое дело.

Когда я сел, двое охранников позади меня убедились, что об их присутствии известно. Она смотрела на меня как ястреб. Ее руки были сложены, а тело наклонилось вперед, как будто она собиралась наброситься.

— Ваше судебное заседание через двадцать дней.

— Я в курсе, — ответил я.

Она нахмурилась.

— И ваши показания не изменились.

— Нет.

— Они нашли ваш ботинок с кровью вашей жены на нем, звонок из вашего дома…

— Я сейчас перед судом? Потому что, если это так, мне полагается адвокат. — Я откинулся на спинку стула и расслабил плечи.

Она сделала глубокий вдох, прежде чем тоже откинулась назад.

— Прекрасно. Не хотели бы вы объяснить, почему вы находитесь в моем заведении? Или, еще лучше, почему вы побывали в трех окружных тюрьмах за последние четыре месяца?

— Я бы предпочел этого не делать.

— Хватит, умник, или ты отправишься в яму! — рявкнул мужчина позади, схватив меня за плечо.

Я взглянул на его волосатую руку, прежде чем повернуться к ней.

— Очевидно, я не очень хорош в общении с людьми… Если вы хотите большего, может быть, вам стоит им позвонить. Или еще лучше, почитайте мое досье, в конце концов, оно прямо здесь, в центре вашего стола.

— Я предельно ясно выражусь: если в течение следующих двадцати дней вы будете вести себя каким-либо образом или скажете что-либо, что поставит под угрозу жизни моих сотрудников, я лично позабочусь о том, чтобы вас отправили в самую суровую тюрьму строгого режима в штате после того, как вас признают виновным… и поверьте мне, вы будете признаны виновным с тем количеством доказательств, которые продолжают падать