Настя не смогла правильно расшифровать взгляд директора мойки и согласилась:

— Хорошо! Решили! Рисую первый плакат: «Мойка — бесплатно», а на обороте мелко дописываю: «Парковка — пятьдесят рублей».

Пока Настя начала воплощать в наглядную агитацию первую часть нашего проекта, я, как лектор на уроке практической психологии, разглагольствовал дальше:

— Пока клиент будет бездельничать, его надо занять или общественно полезным трудом, или дальше удивлять, создавая у него комплекс собственной неполноценности. Он ведь вышел из автомобиля, и все преимущества перед обычным пешеходом у него улетучились. Куда бы он ни тыркнулся, его везде должны ждать сюрпризы.

Мне показалось, что я изобрел вечный двигатель, осталось только заставить клиента крутить педали.

— Взорвать у него сзади что-нибудь? Или яму вырыть, замаскировать и незаметно его к ней подвести, пусть провалится, — снова Данила стал предлагать людоедские варианты.

Настя неодобрительно на него посмотрела:

— Какой же ты тупой, Данила, никакой у тебя фантазии.

Рисуя надписи, она оформила мои смутные мысли в четкое предложение. Теперь наш план мне казался гениальным. Назидательным тоном училки Настя втолковывала Даниле:

— На следующем плакате пишем: «Мойка для «новых русских», ставим цену — сто рублей, сажаем под нее нашего клиента, фотографируем его из «Полароида» и предлагаем ему за мойку с фотографией заплатить половину цены — пятьдесят рублей. Ты думаешь, кто-нибудь откажется, если его приравняют к «новому русскому»?

— Пожалуй, никто не откажется, если с фотографией, — согласился Данила. Похоже было, что он начинал верить в осуществимость нашей бредовой идеи. То, что он поверил нам, выразилось в кратком, но энергичном выражении: — Хорошо, что я его захватил, без фотоаппарата теперь никуда не хожу. — Но тут он с азартом ударил себя по бокам и воскликнул — Я знаю, как до конца клиента ублажить.

— Как?

— Кофе с бутербродами ему подать.

Мы с Настей незаметно переглянулись. Раз нашего приятеля потянуло в область кулинарии — значит, идея захватила его всерьез. Клюнул первый клиент. Жалко только, он без автомобиля. Ничего. И так слава богу. Идея становилась на ноги и скоро должна была выйти на проезжую часть дороги. Первые дачники из Москвы медленно проезжали мимо нас, не зная, что мы готовим им западню.

Данилу охватил восторг. Он зачмокал губами. Я приготовился его слушать.

— На первом плакате должно стоять «Моем машины олигархов», на втором — «новых русских», и только на третьем — «бесплатно». И еще я что придумал: надо перетащить с площади передвижной знак, «кирпич», что въезд сюда запрещен. И плакат написать — «Природоохранная зона».

— Ну, это уже слишком, — возразила Настя, закончившая работу над первым плакатом. Надпись — «МОЙКА — БЕСПЛАТНО» красовалась на первой швабре.

— Почему слишком, — не соглашался Данила, — пусть они знают, что нарушили правила.

— Штраф сейчас стоит минимум сто рублей. Так что они сэкономили ровно половину, пятьдесят. А это знаете как греет душу крохобора?

— По себе знаешь? — не удержалась Настена, осаживая не в меру размечтавшегося Данилу.

В самый разгар работы пришлось сделать перерыв.

У нас за спиной стояли Колька с Фитилем. Фитиль в свои восемнадцать лет вымахал под два метра ростом и, как всегда, предпочитал ничего не делать, а бить баклуши. Максимум, на что он был способен, это с утра до вечера, а иногда и по ночам сидеть с сетью на реке. На сегодня это был его основной бизнес. Интересно, что его связало с Колькой? Странная дружба. Колька по возрасту подходил больше нам в товарищи, только в нем практичности было больше. Мы не знали, что это Колька привел хитрого, а главное, недоверчивого Фитиля. Колька, лучше всех знающий подноготную предыдущих наших приключений, так удачно финансово заканчивающихся, решил при очередной нашей затее на стадии разработки плана или, в крайнем случае, его воплощения в жизнь выведать самое существенное. А поскольку он издалека наблюдал за нами и ничего не мог понять, в компанию он пригласил бездельника Фитиля. То, что мы что-то затевали, ежу понятно, было видно невооруженным глазом. Но что?

— Место уже забито, ищите себе другое, — недружелюбно отозвался Данила.

— Чем это вы тут занимаетесь? — Колька жестом руки обвел вокруг себя, оглядывая берег, где живописно были разбросаны листы ватмана, ведра, швабры, фломастеры.

— Место уже забито, ищите себе другое, — недружелюбно отозвался Данила, недолюбливающий по-крестьянски сметливого Кольку. Тот отвечал ему тем же.

Наши самодельные плакаты Настя перевернула тыльной стороной. Только у одного на обороте была надпись, сделанная мелкими буквами: «Парковка — пятьдесят рублей».

Эту надпись и прочел Фитиль. Презрительная усмешка скривила его лицо.

— И вы думаете, что сюда заедет какой-нибудь лох, чтобы вы ему машину постерегли?

— Заедет, не заедет, это уже наше дело, только место забито, — подтвердил я заявку на золотоносный участок, сделанную Данилой.

Фитиль повернулся к Кольке:

— Из-за такой ерунды ты меня оторвал от дела. Может быть, у меня в сетях сейчас двухпудовый осетр запутался, а я здесь с тобой прохлаждаюсь. — И он подтолкнул в спину притихшего провокатора-проводника.

Когда они поднялись на дорогу, я еще успел расслышать ворчливый голос Фитиля, выговаривающего Кольке:

— Я с другой стороны дороги рыбу ловлю, так что ты не очень беспокойся, к концу дня я поштучно буду знать, сколько машин у них останавливалось. Пинкертон тоже мне выискался.

Фитиль дал подзатыльник Кольке, и они разошлись в разные стороны. А нам надо было дооборудовать рабочее место.

Гаишный запрещающий въезд знак — красный «кирпич» — мы видели недалеко, где-то метров за двести от нашего места. На металлической трубе его намертво приварили к диску грузового автомобиля. Я предложил Даниле сходить за ним. На обратном пути, когда мы корячились, перетаскивая эту тяжесть, он всю дорогу как-то странно подвывал. Я подумал, что он проклинает себя за поданную им же самим мысль. Когда на съезде на берег мы поставили веский милицейский аргумент — «кирпич», служивший основанием для взыскания штрафа, Данила, вытирая пот, сказал:

— Я стишок сочинил.

Получалось, что мыслительный процесс у Данилы убыстрялся, когда он поглощал пищу, а когда перетаскивал тяжести, еще и стихи сочинял. Меня посетила шальная мысль: а если его выпороть, не посыплются ли из него золотые монеты? Я внимательно смотрел на него, думая, сколько же ударов розгами он выдержит. Тридцать точно выдержит, не сломается и не пикнет. Мысленно, после порки в тридцать ударов без единого стона, я его пожалел — друг он мне все-таки — и вслух сказал: