Одной рукой путаясь в моих волосах, другой — впиваясь ногтями в мое колено, раздвинутые в стороны женские ноги свисали по бокам ванны, которую мы с Линдой принимали вместе. И вот что из этого вышло.

Я покусывал мочку ее уха, когда пальцами одной руки прикасался к самому низу, а второй пощипывал розовый холмик на левой груди. Ей всегда нужна была дополнительная стимуляция и разрядка, чтобы выдержать дальнейшее сексуальное удовольствие. Я требовал многого и слишком сложного от нее. Здесь. В ванной комнате, пол которой основательно был залит водой.

Нас это никогда не останавливало.

— Быстрее, быстрее, — молила она. — Я уже…

Вода волнами окутывала наши разгоряченные тела, всецело затмевая рассудок.

Оставалось совсем немного, чтобы девушка взорвалась и рассыпалась в ощущении удовольствия. В такие моменты власть над ее хрупким телом преобладала сама собой. Линда с легкостью подчинялась, уступала мне, в то время как в настоящей жизни подобного позволить не могла.

Превозмогая собственное желание, я разрешил ее разуму и телу отпустить себя, а позже, когда эмоциональная волна возбуждения накатила вновь, я взял ее так, как она любила — силой. Обожал ощущение превосходства над ней. Но я также умел любить нежно. Если кусал до крови, тут же зализывал. Всегда после удара поглаживал, а уж если жестко трахнул, то занимался с ней любовью. Линде это нравилось не меньше меня. Наверное, поэтому мы с ней подходили друг другу в этом плане, и совсем мало в основном…

Бьорн стоял возле дверей комнаты, где пятый день находилась Вивьен, желая осведомиться, все ли было у нее в порядке.

Вечером его ожидал сольный концерт в музыкальном баре у Редди. Давно он не имел такого огромного желания выступить перед публикой, как сейчас. В эти дни мозолистые подушечки пальцев воспроизводили несколько новых мелодий с помощью гитарных струн. Новые песни могли принести ему больше денег, а вдохновение лилось через край. Последнее явление было для него странным. Он сочинил такое, что казалось невозможным до недавнего времени. Мужчина был намерен взорвать зал аплодисментами. После чего смог бы позволить себе экономку, а на остальные деньги отдохнуть с друзьями. Вечером собравшиеся поклонники ожидали услышать что-то новенькое, непохожее на остальные песни Бьорна Ньюмана. Несколько десятков пропущенных телефонных звонков и сообщений были обеспечены после концертного выступления. Как в старые времена.

Бросив взгляд на движущиеся стрелки своих наручных часов и, потоптавшись на месте, он не решился побеспокоить Вивьен. Его отдаляющиеся шаги давали понять, хозяин дома спешил покинуть свое жилище. Звук хлопнувшей входной двери, а через несколько минут — выразительный рык двигателя старого автомобиля, подтвердили следующее: Бьорн укатил в направлении популярного в своем округе бара «Без названия».

Каждый раз Вивьен ждала, пока он покинет дом. Все прошлые дни она лежала, когда любое движение ей было просто необходимо. Обычные физиологические потребности заставляли ее подниматься и двигаться в направлении уборной, которая находилась недалеко, сразу за дверью ее комнаты. Но разузнать свое примерное местоположение — первое, что она намеревалась сделать.

Бьорн, именно так назвал свое имя хозяин дома, не наводил страха, несмотря на его суровый внешний вид. Он не был для нее сиделкой и не стучал обеспокоено в дверь комнаты каждые пять минут. Сама она не хотела лишний раз попадаться ему на глаза, вызывая в его взгляде вопросы и раздражительность по поводу своего нежелательного присутствия. Прошло три дня с того времени, как она очнулась в незнакомом для нее месте. За все это время он появлялся в комнате по разу на день, прихватывая с собой поднос, наполненный едой. Вивьен практически ничего не ела и притворялась спящей. Она не разговаривала с ним, и он молчал в ответ, что еще больше вызывало интерес. Почему мужчина вел себя так, будто девушки не было в этом доме? Куда уходил последние вечера, оставляя ее одну? Проживает ли он свою жизнь в одиночестве?

Эти и многие другие вопросы волновали ее.

Вивьен предполагала, Бьорн вел ночную жизнь, поскольку возвращался только под утро. Именно этот промежуток времени девушка могла свободно использовать для себя.

Идти ей было некуда, а вести диалог когда-нибудь все же придется.

Обоюдное молчание было лишь временным явлением.

***

Вивьен

Бледное ужасающее отражение в зеркале не могло принадлежать мне. Лицо все еще было отекшим, а выражение взгляда — отсутствующим. Растрепанные рыжие непослушные волосы торчали в разные стороны. Сухие губы. Безжизненные глаза. Это была не я, скорее — мой призрак.

Тусклый свет лампы отражал в ванной комнате преобладающий серый цвет. Даже полотенца имели этот оттенок. Не исключено, что когда-то они были белыми, а зеркало, в котором отражалось худощавое подобие меня, не было надтреснувшим с черными маленькими точечками в правом углу. Без сомнения, мужчина жил один в этом доме.

Прохаживаясь по комнатам, я не ощущала здесь женского присутствия. В предметах обихода все словно пропиталось этим мужчиной. Означало ли, что у Бьорна не было женщины? Видимо, нет.

Само жилище не было роскошным. Отнюдь небедное, подобно обычному дому, которому требовалась рука, поддерживающая в нем порядок. Здесь не убирались годами. И, похоже, что хозяина это не смущало.

Дом находился за пределами города. Об этом мне подсказал вид из окна на лесную рощу. Не слышен был гул автомобилей, зато пение птиц каждое утро заполняло тишину этого места, что несколько успокаивало, наделяя уверенностью в своей безопасности.

Войдя в кухню, я обратила внимание на гору грязной посуды и небрежно раскиданные повсюду вещи. Мне не составило огромного труда разложить все по местам. Прибирая в гостиной комнате, вспоминалось, как несколько лет назад, скрипя зубами, я хлопотала на кухне и по всему дому, пока обессиленная болезнью мать покоилась в соседней комнате на кровати, не имея возможности двинуться с места. Тогда ситуация с недугом не казалась мне серьезной. Я была уверена, что мама поправится и продолжит вести домашние дела, освобождая меня от глупых обязанностей. Как показало время, глупыми оказались вовсе не они.

Я та же Вивьен, что и три года назад, тогда все изменилось, не дав мне шанса на лучшую жизнь. Если бы единственный родной человек был все еще жив, не было бы той боли, что испытала. Не было бы первой глупой влюбленности, лжи и следа от предательства в моем сердце.

Физическое опустошение отпускало с каждым прожитым днем в этом доме. Свободно дышать было давно забытым ощущением для меня, как жить в тишине, только изредка слышать звуки гитарных струн, доносящихся из соседней комнаты. Его комнаты. Вдыхать свежий лесной воздух, проветривая помещение, дотрагиваться до чужих вещей, не боясь униженного наказания. Делать что-то без спроса и не получать ничего взамен. Незнакомый человек поделился жильем, умыл, переодел, накормил и не проявлял при этом никакого интереса. Так уж повелось в моей жизни, что за все благие деяния я должна была подчиняться и отвечать взаимностью, но, похоже, что в этом доме подобное не приветствовалось. Мы были друг для друга незнакомцами. Двое потерянных в этом мире людей.