ещё в июне, когда у девочки был день рождения, но рейхсминистр был очень занят польскими делами.

– Да, решили сейчас.

Шелленберг снова сел за стол. Чиркнув зажигалкой, закурил сигарету.

– По такому случаю даже фюрер обещал навестить его в Каринхалле, – продолжил он. – Всё-таки Эдда – его крестница.

– Но по какому же поводу Геринг обеспокоил рейхсфюрера? – Маренн пожала плечами. – Если дело касается здоровья девочки, то Эмми вполне может без всякого его участия обратиться прямо ко мне.

– Как я сказал, без политических мотивов не обошлось, – объяснил Шелленберг. – Геринг приурочил к торжеству ещё одно мероприятие. Он решил перезахоронить в Каринхалле прах своей первой жены Карин фон Канцов.

Маренн недоуменно приподняла брови.

– Эмми не возражает, – Шелленберг ответил на её невысказанный вопрос. – Она понимает, как много в жизни Германа связано с этой женщиной, как тяжело ему было её потерять. К тому же она достаточно умна, какой смысл ревновать к мёртвым? Геринг же использовал этот повод, чтобы совершенно открыто пригласить в Германию главу Совета обороны Финляндии генерала Маннергейма. Ведь Карин была его родственницей, и они частенько общались в прошлом. И хотя у Финляндии сейчас весьма напряженные отношения с Советами, вряд ли они смогут что-то возразить, частное дело, никакой политики, во всяком случае, на поверхности. Собственно, если говорить начистоту, ради этого Геринг всё и затеял, – Шелленберг сделал многозначительную паузу, – с согласия фюрера, естественно, и заручившись поддержкой рейхсфюрера. Прах Карин мог бы покоиться там, где он и сейчас покоится, но как провести переговоры с Маннергеймом, чтобы Советы не подняли вой, когда они уже на пороге войны с Финляндией? Мы после заключения пакта ничего не можем противопоставить их намерениям, во всяком случае официально. А переговоры очень нужны, Финляндия остро нуждается в поддержке, так что генерал Маннергейм будет иметь встречу не только с самим Герингом, но и с рейхсфюрером, и не исключаю, с фюрером тоже.

– В чем же состоит моя скромная роль? – спросила Маренн.

– Она исключительно в пределах вашей компетенции, фрау Ким, – Шелленберг внимательно посмотрел на неё. – Но возможно и больше.

– Я слушаю.

– Дело в том, что Маннергейм – вдовец. Его жена русская аристократка Анастасия Арапова скончалась в Париже три года назад. Но расстались они давно, ещё до Русской революции. Жена ревновала Маннергейма, и не без повода, надо признать. Одной из его возлюбленных в Петербурге была княжна Мария Шаховская. После эмиграции из России сейчас она находится на территории Финляндии. Шведские медики сделали ей неудачную операцию, и состояние у неё незавидное. Сейчас она практически не способна передвигаться. Ни в Финляндии, ни в Швеции больше ей помочь не могут. Маннергейм обратился к Герингу на предмет таких возможностей в Германии. Ну а рейхсминистр, вспомнив о вас, сразу же связался с рейхсфюрером. Естественно, рейхсфюрер не отказал. И очень бы просил вас, фрау Ким, отнестись к просьбе генерала Маннергейма с должным участием, так как это позволило бы ещё укрепить наши связи.

– Ну, конечно, я сделаю всё, что могу, – ответила Маренн с готовностью. – А что за операция была у этой русской дамы?

– Геринг ничего не сказал рейхсфюреру, да того и не интересуют медицинские подробности. Вы знаете, рейхсфюрера никогда не заботят детали, он принимает общее политическое решение, а детали додумываем и выясняем мы. Я полагаю, – предположил Шелленберг серьёзно, – что Геринг и сам-то не в курсе, и Маннергейм всё объяснит вам с глазу на глаз. Скорее всего, вам придется отправиться в Хельсинки, фрау Ким. И уже на месте разбираться с ситуацией. Могу ли я сообщить рейхсфюреру, что вы готовы исполнить эту его просьбу?

– Да, конечно, я готова, – подтвердила Маренн решительно. – Если помочь этой женщине в моих силах, то я, конечно, сделаю всё, что смогу.

– Если бы при этом вы выполнили в Хельсинки ещё несколько поручений рейхсфюрера, попутно, – добавил Шелленберг неожиданно, – то он был бы вам очень признателен. Но об этом позже, – произнес штурмбаннфюрер быстро, поймав удивленный взгляд Маренн, и встал из-за стола, показывая, что разговор закончен.

* * *

– Мама, нас пригласили на прием в Каринхалле? В резиденцию рейхсминистра Геринга? – голос дочери, доносящийся из её комнаты со второго этажа, Маренн услышала, как только вернулась вечером домой в Грюнвальд. – Там на столе приглашение, – прокричала Джилл.

Она увидела в окно, как подъехала машина и как Маренн поднялась по лестнице на крыльцо, – Джилл была уверена, что мать её услышит.

– Я просто не знаю, что надеть! Агнесс, где моя красная накидка? Я никогда ничего не могу найти!

– Это неудивительно, – ответила Маренн, подходя к комнате дочери. – Я удивляюсь, как это удается Агнесс. О, боже! Что это, Джилл?

Едва она открыла дверь, как тут же упёрлась в горку одежды, сложенной прямо на полу на пушистом розовом ковре.

– Что тут происходит, я не понимаю?

Она перешагнула через платья и юбки, а также несколько экземпляров кружевного нижнего белья и поняла, что спрашивать незачем – всё было совершенно ясно. Всё содержимое трёх зеркальных шкафов, в которых дочь хранила одежду, было развешано на стульях, креслах, лежало на кровати и прямо на полу.

– Агнесс, я так и не услышала, где моя накидка?

Джилл стояла посередине всего этого беспорядка в форменной юбке и рубашке с галстуком, серый китель с погонами висел на дверце ближайшего шкафа.

– Что ты тут устроила? – Маренн недовольно поморщилась. – Зачем тебе красная накидка?

– Зилке сказала, что у неё будет платье с красным воротником.

– А разве твоя подруга Зилке тоже ходит на приемы к рейхсминистру? – Маренн искренне удивилась. – С каких это пор? Или её существенно повысили в должности?

– Нет, что ты! Она недавно познакомилась с одним известным летчиком, я забыла, как его фамилия, но известная, – сообщила Джилл, встряхнув пышными каштановыми волосами, – сейчас встречается с ним. Так что их пригласили вместе.

– Но если только так, – Маренн наклонилась, поднимая с пола гипюровое платье на бретельках.

– Кстати, мама, там ещё пришло письмо от Штефана из Польши, – сообщила Джилл. – Плотное такое, наверное, внутри фотографии. Я ещё не смотрела.

– Я посмотрю, спасибо.

– Наконец-то он написал, а то он там совсем забыл о нас, приударяя за польскими пани, – пошутила Джилл.

– Вот нашла, вот накидка, фрейлейн, – горничная Агнесс протиснулась в комнату, держа в руках красную пелерину. Идеально белая кружевная наколка на тёмных гладко зачёсанных волосах Агнесс сбилась, передник помялся, сама же горничная раскраснелась.

– Уф, устала, – призналась она, поправляя косынку. – Нашла в том шкафу, что в гостиной.

– Но она же мятая! – возмутилась Джилл. Она выхватила накидку из рук Агнесс и вертела, рассматривая.

– Я поглажу, – с готовностью предложила Агнесс.

– Обязательно погладьте, Агнесс, но надевать это на приём, я