чуть желтовато-ржавая. Подожду чуть-чуть, пусть сольётся… Душевая лейка не съёмная. Она приделана к стене почти под потолком. Переключаю кран. Ржавость воды уже прошла. Залезаю в ванну, вставая под слегка парящие водяные струи.

И всё-таки — это счастье! Стоять вот так под струями горячей воды и наслаждаться… Что может быть приятнее после долгой дороги и ночёвки в землянке.? Ну разве что погружение в горячую ванну, да с пеной, да с…

Нет. То, что пока недоступно, пусть останется где-то там. А вот то, что есть — тем и будем наслаждаться. Я бы и холодной помылся, но боюсь, замёрз бы.

Растерев себя полотенцем, я почувствовал бодрость и… немного голод. Пирожки то мы по дороге всё-таки купили, ещё на вокзале. Кстати, они и сейчас у меня в сумке. А больше некуда было положить. Время вездесущих полиэтиленовых пакетов ещё не пришло.

Одевшись в чистые трусы, я решил надеть платье. Так проще. Да и брюки пора бы простирнуть. И всё остальное тоже. Если получится здесь заземлиться, то постираю. Но пока не буду торопиться. Вдруг не срастётся… Что мне тогда делать с мокрыми штанами?

* * *

Выйдя из ванной, практически сразу попадаешь на кухню. Такая планировка. Вижу, что хозяин уже слегка прибрался здесь. стол протёрт, рядом табуретка и стул. На столе уже стоял пышущий жаром железный чайник, а в маленьком фарфоровом заваривался ароматный напиток. Я выложил на стол кулёк с пирожками. Чашки были не из сервиза. Одна побольше, другая слегка поменьше. Чайные ложечки, блюдца… всё как положено. Но при этом в раковине — гора немытой посуды. Явно хозяин как минимум полгода тут гостей не принимал.

Чай с пирожками это прекрасно…

* * *

А я всё думал, что же делать дальше. Для чего я всё это делаю? Вооружаюсь?… Планирую мочить маньяков по всей стране… Как минимум тех, кого вспомню. Их было много больше, чем содержит моя память.

Ну а дальше? Что делать? Инга мне теперь не помощник. Она замкнулась в себе и спряталась в глубине подсознания…

Глава 4

Что делает обычный среднестатистический попаданец? Я не буду даже вспоминать тех, кто сразу начинает учиться в магической академии, трахает эльфиек, мочит орков и подчиняя себе драконов, становится властелином мира. Не хочу вспоминать и тех, кто в далёком средневековье куёт в кузнице пулемёт, а потом мочит Батыя с Чингисханом, взрывает Англию вместе со всеми Британскими островами, а потом объединяет Русь от Лиссабона до Порт-Артура. При этом мимоходом захватывает Царьград и Иерусалим в придачу.

О тех, кто в одиночку побеждает дивизию Гудериана, взрывает Гитлера в его бункере, лечит Сталина и спасает президента Кеннеди, тоже умолчим.

Все эти попаданцы — это же просто гиганты. Они могут собрать на коленке автомат Калашникова и сделать компьютер из запчастей от телефона Белла. А уж какую командирскую башенку для Т-34 они могут сотворить…

Я этого всего не умею.

И это всё сказки… Сказки для детей пенсионного возраста…

Смешно. А то, что я здесь и сейчас — это не сказка? Сижу вот первого мая 1970 года и пью чай с человеком, который думает, что я маленькая девочка… А я сейчас ещё только маленький мальчик. Мне настоящему пока ещё всего шесть лет. Но мне, который из будущего, уже шестьдесят… И это не сказка? Я вас умоляю… Похоже прав был автор песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Преодолеть пространство и простор…» Он забыл ещё упомянуть о том, чтобы преодолеть время. Но это, наверное, уже другая песня…

Песня? Песня!

Читал я и про таких попаданцев. Один с ноутбуком провалился. Другой со смартфоном, напичканным электронными книгами и песнями на разных языках. У третьего была феноменальная память. Он помнил всё, про всё. Все исторические события с подробностями, все песни с нотами, все книги с запятыми… Кажется он тоже разбогател как Рокфеллер, и прославился на весь мир, как Гагарин. Спас Советский союз, ну и так далее…

Нет, я могу, конечно, написать несколько песенок. И кстати, Натан Борисович мне в этом во многом может помочь. Если, конечно, не умрёт от своей неизвестной пока мне болезни, через пару минут, после того, как допьёт свой чай, сидя напротив меня…

Допив свой чай, я поставил чашку на стол. Посмотрев пристально, прямо в глаза сидящему напротив меня человеку, я спросил:

— Дядя Натан! Вы хотите жить?

Он поперхнулся, и долго молча смотрел на меня своими тёмными глазами, в которых плескалась боль. Ответ его был предсказуем.

— Я не знаю…

— И всё же?

— Я не могу понять: Зачем мне жить? После того… После того. как я остался один… Всё стало… Стало таким ненужным… Бессмысленным…

— Я это понимаю. И в чём-то даже очень. После того, что случилось со мной, смысл моей жизни тоже пропал. Только потом, после того, как меня убили…

— Что?

— Почти убили… Очень хотели, но у них не вышло… После этого появилась цель.

— Какая? — голос его задрожал. — Какая цель?

— Выжить! Отомстить! И жить назло всем смертям! Жить так, чтобы те, кого я потерял, могли бы мною гордиться.

— …

— Жить так, чтобы не было стыдно за бесцельно прожитое время, как бы это ни банально звучало. Не сломаться! Не сдаваться!

Меня пробило на пафос, но он шёл от души. Откуда-то изнутри наружу рвалось какое-то непонятное чувство. Чувство того, что у меня может получиться всё, что я задумал. Всё, что я ещё не задумал, но придумаю после. И в этот момент я искренне верил в то, что говорю.

Левин смотрел на меня, вытаращив глаза. Не зря говорят, что глаза — зеркало души. В его глазах сверкали золотые искорки. Или это так бликовал свет, отражаясь в наполненных слезами органах зрения? Не важно. Его глаза горели решимостью. Это было так неожиданно, что я даже опешил.

Только что передо мною сидел больной человек, чья худая шея болталась в вороте рубахи, как карандаш в стакане. Человек с потухшим взглядом. Человек готовый к смерти. Человек, умирающий от неизлечимой болезни…

А сейчас это был… Павка Корчагин, готовый в одиночку построить железную дорогу через тайгу и тундру. Камикадзе, готовый своим самолётом пробить насквозь американский авианосец.

Но лёгкий налёт сомнения у него всё же остался.

— Но, что… Что я могу сделать?

— Что МЫ сможем сделать!

* * *

А для начала, я всё же решил ему рассказать свою историю. На этот раз это