Об этом столкновении узнал начальник русской миссии путей сообщения в Америке граф Сергей Иванович Шуленбург. Под его начальством я работал в Петрограде. Артиллерийской комиссией он был недоволен. Без колебаний он предложил мне перейти к нему, стать членом его миссии. Сделать это было нетрудно. Шуленбург послал телеграмму министру путей сообщения Рухлову в Петроград, и через несколько дней было получено разрешение. Мне поручили общее наблюдение за выполнением заказа Министерства путей сообщения. Канадские заводы должны были сдать русскому правительству три тысячи железнодорожных вагонов. Изготовляли их в спешном порядке.

Теперь у меня, в силу обязанностей, появилась возможность часто бывать в Канаде, и я основательно познакомился с жизнью этой страны. Это были хорошие месяцы. В памяти незабвенными остались канадцы, инженеры, директора фабрик, члены парламента, с которыми приходилось встречаться. Восхищала их покорность, лояльность, искренность, горячее желание служить своему отечеству и королю, всеобъединяющий дух. Я очень любил бывать в Канаде, и не один я. Канада привлекала к себе эмигрантов из Европы. Возможно, главным притягательным мотивом были не материальные расчеты и перспективы, а любезность канадцев, их солидность, прочность дел и начинаний.

Я был очень занят, целиком уходя в работу, не оставалось времени даже для воспоминаний, я стал забывать Петроград. Так, без перебоев и остановок, изо дня в день шла наша деятельность, и, казалось, конечный успех обеспечен и ход работ должен пройти без остановок и перерыва. Так казалось. Но вдруг из России стали приходить весьма тревожные вести о политическом перевороте. От первого премьер-министра России, выдвинутого Февральской революцией, князя Львова была получена телеграмма с официальным сообщением о перевороте. После этого пришла вторая телеграмма от нового военного министра Гучкова. Он просил всех работающих в Америке на русскую армию оставаться на своих служебных местах.

Русские события взволновали всю Америку. Конечно, самое большое возбуждение царило в русских представительствах. До сих пор не могу забыть впечатления, которое произвел на меня в те дни мой коллега по службе семидесятилетний Максимилиан Несторович Гротен. Узнав о перевороте в России, он с неподдельной радостью стал обнимать и целовать своих сослуживцев, особенно гордился тем, что никто из крестьян не тронул его имение в Псковской губернии, где у него было образцовое хозяйство, и он им очень дорожил и радовался, что, судя по письму, все прошло благополучно. Увы, радость была недолгой. Через две недели ему пришлось раскаяться и пожалеть о своем преждевременном восторге. Он получил второе письмо и, прочитав его, пришел в ужас.

– Негодяи, мерзавцы, – в негодовании восклицал он, – все, все разрушили, погибло все мое хозяйство!

Тут я вспомнил насмешливую и циничную русскую поговорку: «Век живи, век учись, все равно умрешь дураком». Как ни смешон был этот прекраснодушный старик, мне его было от души жаль. Сейчас я сердечно вспоминаю этого человека, его уже нет в живых.

Молодая Россия объявила всему миру, что свято выполнит свой долг перед союзниками и будет воевать с врагом до победного конца. Союзники поверили и предоставили ей новые кредиты, американский конгресс утвердил товарный заем в сто миллионов долларов, миссия путей сообщения и артиллерийская комиссия пополнились новыми лицами, прибывшими через Сибирь с новым послом Борисом Бахметьевым и главноуполномо-ченным Министерства путей сообщения профессором Юрием Владимировичем Ломоносовым.

Новый посол Бахметьев должен был сменить прежнего посла, а профессор Ломоносов занял место Шуленбурга. Началась горячая работа. Ломоносов был интересен как психологический тип. Несомненно, способный человек, самоуверенный, с самомнением, широкий и легкомысленный. Любил и умел производить впечатление на других, особенно на тех, кто мало знал его и мало понимал в русских делах и России. Тут Ломоносов мог импонировать и казаться большим если не деятелем, то дельцом.

Он знал только русский язык и с иностранцами вел переговоры через переводчиков. Но и с этим недостатком он сумел так поставить себя, что вскоре о нем заговорила вся Америка. Ломоносов очень ценил рекламу и всячески старался очернить работу посла Бахметьева. Начались интриги. Ломоносов любил разъезжать по Америке, выступать на организованных им же русских митингах, где он в самой резкой форме беспощадно критиковал большевиков. Помню, как свою митинговую речь в Сент-Луисе 10 июня 1918 года он закончил потрясающими, негодующими, патетическими словами, вызвавшими общее единодушное одобрение: «Большевики вместо хлеба дадут камни, вместо мира принесут гражданскую войну. Долой большевиков!»

В тот же вечер в отеле «Статлер» он устроил роскошнейший ужин в честь сент-луисских фабрикантов. Стол был сервирован на 18 персон, за этот пир Ломоносов заплатил 340 долларов. Он вообще любил помпезность. На ужине присутствовал и только что приехавший из России первый министр путей сообщения кабинета Керенского А. Бубликов. Столь же дорогие ужины Ломоносов устраивал в Чикаго, Монреале и других городах. Деньги текли рекой без счета. Казенные суммы расходовались безотчетно, их тогда не жалели.

Прошло несколько месяцев. Постепенно американцы начали понимать, что события в России, в частности большевистский переворот, имеют гораздо более глубокий смысл, чем это истолковывали русское посольство и приехавшие из России министры Керенского Бубликов и Коновалов. В работе миссии путей сообщения все стало постепенно сокращаться и ликвидироваться. Конечно, Ломоносов не хотел, чтобы работы миссии прекратились совсем. Нужно было создать хотя бы видимость ее необходимости, и Ломоносов организовал научные группы для изучения разных промышленных отраслей в Америке.

Мне было поручено холодильное дело и рессорное производство. Работа интересная. Но тут опять вышел небольшой конфликт. Дело в том, что инспекцию трех тысяч вагонов поручили канадской компании, которая вдруг стала требовать совсем ей не полагающихся доплат в размере шести тысяч долларов. Обратились ко мне, я разъяснил, что данное требование неосновательно и канадской компании платить не надо. Ломоносов был противоположного мнения. Видимо, ему хотелось уплатить эту сумму, и мои разъяснения ему, естественно, не понравились. Произошел неприятный разговор. По своим привычкам, характеру и склонности все делать с маху, вообще нетерпимый к чужим мнениям, Ломоносов решил мне отомстить и через несколько дней отдал приказ: «Инженер К.В. Озолс откомандировывается в Россию».

Мы знали, что он не останавливается ни перед чем и готов переступить не только через отдельных лиц, их интересы, судьбу и права, но и через веления закона. Тем не менее такого странного и неожиданного приказа ни я, ни кто из моих сослуживцев предвидеть не мог. Ломоносову хотелось меня унизить, заставить меня принести ему извинения, но его надежды оказались напрасны. В ответ на его приказ я через секретариат послал ему следующее письмо:

«События, переживаемые Россией, потрясающи. Всеми ясно сознается, что свободная счастливая Россия, о которой так мечтали лучшие русские люди, погибает, а народ постепенно погружается в хаос, приготовленный его собственными и чужими руками. Но погибающим подают корабли, тонущие хватаются за соломинку, и долг каждого из нас бросить хотя бы эту соломинку, если мы не можем подать корабли.