Июль 1918 года

Вышли по серому рассвету. Трое присоединившихся к ним людей носили штатское, но осанка и манеры выдавали их с головой, как и Чаплина. Идти было недалеко, и повезло никого по дороге не встретить, хотя собаки в каждом дворе лаяли так, что и мертвеца могли бы поднять. Максим думал, что и у Михи, и у Чаплина с конспирацией дела обстоят из рук вон плохо. Никто из них даже не проверил у связного документы. Хотя в паспорте не было фотографии, и графа «особые приметы» осталась пустой, зато имелась подпись оригинального Ростиславцева — слегка похожая на подпись Максима, но вот так сходу подделать ее он не смог бы. Да что там, он и просто перьевой ручкой писать не умеет. Однако Михе хватило того, что некогда какие-то товарищи показали ему фотокарточку, а Чаплин удовлетворился ручательством Михи. Заговорщики спокойно вываливали Максиму все свои планы, даже не задумавшись, что он может оказаться двойным агентом. Интересно, почему грозная ЧК до сих пор не вычислила этих доморощенных джеймсбондов? Наверно, там тоже дефицит квалифицированных кадров, да и в целом Советская власть еще слаба.

Подозрительные личности обосновались в красивом доме с резными наличниками и деревянным кружевом по карнизу. Дом был электрифицирован — к нему тянулись провода, и свет в окне горел ярче, чем у Чаплина. Входная дверь оказалась не заперта. Все достали оружие. Ладони Максима вспотели, пальцы плохо слушались. Неужели сейчас в самом деле придется стрелять? В людей?

Здесь была довольно просторная прихожая, однако когда все заговорщики туда вошли, мигом сделалось тесно. Чаплин показал раскрытую ладонь, это интуитивно считывалось как знак «выжидаем».

Из-за двери доносился громкий голос — видимо, принадлежащий немолодому мужчине:

—Аграрные преобразования необходимо вводить в действие незамедлительно! Откладывать решение земельного вопроса смерти подобно!

Ему ответил кто-то менее громогласный — слов разобрать не удалось.

—Вот в этом-то, товарищи, большевики нас и обходят!— провозгласил старик.— Пока мы откладываем жизненно важные вопросы до созыва Второго Учредительного собрания, они порабощают народ вооруженной силой взбунтовавшихся солдат и в то же время туманят ему голову безответственными обещаниями!

Чаплин жестом приказал всем приготовиться и резким ударом плеча выбил дверь. Офицеры ворвались в комнату, Максим с Михой — следом за ними.

За заваленным бумагами столом сидели четверо мужчин и еще один, седобородый, стоял, возвышаясь над ними. В воздухе висел густой табачный дух.

—Не двигаться!— приказал Чаплин.— Держать руки так, чтоб я их видел!

Трое из сидевших поспешно подняли руки, демонстрируя пустые ладони. Старик замер, гневно глядя исподлобья. Кучерявый молодой мужчина вскочил на ноги, выхватил пистолет. Максим, оказавшийся ближе всех, перехватил его руку и резко вздернул вверх. Выстрел пришелся в потолок, посыпалась щепа. Барабанные перепонки обожгло болью, в ушах зазвенело. Кучерявый свободной рукой ударил Максима под дых. Максим зашипел, но держащую оружие руку не выпустил. Тут вмешался один из офицеров, ударил кучерявого, обезоружил, повалил на пол, придавил коленом, заломил руку за спину. Тот зашипел сквозь стиснутые зубы.

Сквозь гул в ушах Максим расслышал призыв старца, повторенный, возможно, не в первый раз:

—Остановите насилие!— старик торжественно протянул вперед раскрытые ладони.— Господа чекисты, эти люди оказались здесь случайно, они просто квартируют здесь. Вам нужен я. Я — Николай Чайковский, депутат Учредительного Собрания.

Выглядел однофамилец композитора внушительно, по-библейски даже: благородная седая борода, суровый пронзительный взгляд из-под сведенных на переносице густых бровей. Признание его было шито белыми нитками — слишком явно все пятеро занимались одним делом — но все равно готовность принять огонь на себя впечатляла.

—К-как вы нас назвали?— Чаплин на миг утратил невозмутимость.— Чекисты?

—Или какое ведомство у вас нынче занимается истреблением инакомыслящих? Плохо разбираюсь в ваших совдеповских структурах.

—Та-ак…— Чаплин думал секунды полторы, не больше.— Рейт, отпустите этого человека. Приношу извинения за столь бесцеремонное вторжение всем,— кивок в сторону кучерявого,— и вам в особенности. Господин Чайковский, вы ведь состоите в «Союзе возрождения России»?

—Я являюсь одним из его учредителей,— гордо ответил старик.— Скрывать это нет смысла, ваша Чека уже в курсе. Вам нужен я, а этих непричастных людей отпустите.

Офицер отпустил кучерявого и подал ему руку, чтобы помочь встать. Кучерявый демонстративно отверг помощь и поднялся сам, злобно сверкая черными глазами.

Чаплин махнул, приказывая своим людям опустить оружие, и сказал:

—Видите ли, мы не чекисты! Произошло недоразумение, меня неверно информировали. Дело в том, что я и сам сотрудничаю с «Союзом возрождения России». Позвольте представиться…

Чаплин назвал себя и своих офицеров. Максима и Миху представил просто «местными общественными деятелями», без имен. Сидевшие за столом в свою очередь назвались. У кучерявого фамилия оказалась под стать характеру — Лихач. Он презрительно щурился, однако когда офицер вернул пистолет, убрал его в карман.

—Должен сказать, это большая удача, что мы разыскали вас, прежде чем чекисты,— сказал Чаплин.— Если позволите, я предложил бы вам завтра же передислоцироваться на другую квартиру. Раз этот адрес сделался известен моей агентуре, следовательно, он скомпрометирован. Куда вы планируете отправиться из Вологды?

—В Уфу. Я и мои товарищи намерены принять участие в работе Директории,— ответил старик.— Хоть большевики и разогнали Учредительное собрание, а после разгромили наш московский штаб, мы не намерены предавать народ, который избрал нас. Будет сформировано новое правительство…

Максим в очередной раз удивился простоте и доверчивости этих людей. Они никак друг друга не проверили!

—Вы действуете под руководством Савинкова?

—Отнюдь!— возгласил Чайковский.— Мы не имеем ничего общего с этим авантюристом, запятнавшим себя террором. Его организация — «Союз защиты Родины и Свободы». Наш «Союз возрождения России» к ней отношения не имеет.

Максим проморгался. Сколько же у белых разнообразных союзов? Немудрено, что они сами в них путаются. И нет бы объединиться против общей беды — только ругаются между собой. Хорошо еще, сейчас друг друга не перестреляли в суматохе. Четкий все-таки мужик этот Чаплин.

—Поднятые Савинковым восстания в Рыбинске и Муроме захлебнулись, Ярославль тоже со дня на день падет,— продолжал Чайковский.— Нет, мы не намерены, как говорят в народе, пороть горячку. Действовать мы станем планомерно, строго на законных основаниях, как представители всенародно избранного Учредительного собрания…