отвага, обретение веры и потеря стыда, — разве возможно перечислить здесь все, что сделало нас –

нами?

А я — что я? Мое блюдо варилось много лет, и намешано в нем всякое…

Моя биография оказалась короткой, но тешу себя мыслью, что это уже не тот, упомянутый ранее случай, когда нечего вспомнить, зато чего забыть — хоть отбавляй…

Теперь вполне достаточно и того, и другого.

Не говоря уже, что автор сегодня — совсем не тот, каким был сорок лет назад: я

давным-давно не коллекционирую ковры…

Конец.

=============

СТАТЬ ГЕНЕРАЛОМ

Отношение к водной стихии у меня не однозначное. Как-то в детстве к нам во двор

зашла средних лет цыганка с ребенком на руках. Просила водички. Дети стали ее

дразнить, а один мальчик от полноты чувств даже швырнул в нее камень. Я сцепился с

ним, и мы слегка подрались. И хоть он, убегая, назвал меня «жидом», я получил все же

пожизненную сатисфакцию.

Худощавая цыганка, прижимая к себе младенца и глядя на меня в упор

воспаленными глазами, четко сказала: «У тебя доброе сердце, ты станешь большим

человеком, генералом…», а по поводу удравшего юного антисемита негромко бросила:

«Конец его — на лице его… Бог пошлет ему смерть на воде и в молодости!».

Я тут же побежал домой и рассказал все мамочке. Она почему-то побледнела, схватила свою сумочку, стала доставать деньги. Дала мне 25 рублей, роскошную крупную

купюру, по тем временам немалые деньги, и велела догнать цыганку и обязательно

передать ей.

10

Женщину, покинувшую наш негостеприимный дом, я с трудом настиг в конце

квартала. Сначала она отказывалась брать деньги, но после взяла и сказала: «Скажи своей

маме, что она тобой будет гордиться…».

Хорошо помню, какое прекрасное было тот день у нас с мамочкой настроение, она

даже пела вечером, хотя и выяснилось, что мы остались совершенно без копейки.

«Будь добрым, сынок, и навсегда запомни этот день! Я знаю, что это такое —

слово цыганки… Боже мой, как я счастлива!»

… Уже став взрослым, кажется, во время моего очередного приезда из Одессы, где

я тогда учился в холодильном институте, я узнал, что имела в виду мама под «словом

цыганки».

В 1941, во время эвакуации, к ней на каком-то вокзале подошла цыганка, тоже с

ребенком, и попросила «копеечку на хлеб». Мама, со своим жизненным правилом всегда

подавать нищим, не раз учила меня:

— «Если у тебя просят милостыню, подай обязательно! Не раздумывай, почему они не

идут работать или не на водку ли пойдет твое подаяние. Человек просит — дай ему, если у

тебя что-нибудь есть, конечно. Он унижается — и уже это требует от нас милосердия».

Конечно же, она чем-то помогла цыганке, а после, сама не зная почему, попросила

погадать ей.

Цыганка поглядела на маму, на 4-летнего Бертика, моего старшего брата

Бертольда, стоявшего с отрешенным видом рядом, и… наотрез гадать отказалась.

«Что-то плохое?» — заволновалась мама. Цыганка опустила глаза и потухшим

голосом тихо промолвила: «Ты хочешь знать правду? Она плохая… Скоро ты потеряешь

самое дорогое…»

Папа был на фронте, и у мамы сразу закололо в сердце: ничего другого ей даже не

могло прийти тогда в голову. А через пару месяцев, уже в Фергане, умер от воспаления

легких ее первенец, бедный Бертик. Папа же, пройдя всю войну, вернулся домой целым и

невредимым.

Надо ли говорить, как обрадовалась мамочка, узнав, какое будущее ожидает ее

любимого Витеньку…

С тех пор прошло много лет. Где-то после сорока я потерял веру в цыганское

пророчество «стать генералом». Но как-то в беседе с мудрым Насоновым, когда я, смеясь, рассказывал ему эту историю, его реакция, как всегда, была неожиданной. «А что, — сказал

он, — эта тема не такая уж и простая… Кто такой, с точки зрения любой безграмотной

цыганки, директор школы? Большой человек, безусловно, тот же генерал, другими

словами. Да и в царской России, прими это к сведению, по табели о рангах директор

гимназии ходил в чинах не малых: если не ошибаюсь, действительный статский советник.

Правда, когда я гляжу на вашу чиновную братию, нынешних директоров, детей то ли

кухарок, то ли лейтенанта Шмидта, в их генеральскую суть не очень-то верится…»

И чуть не забыл: когда я служил в армии, кажется, зимой 1965 года, в бушующих

водах Бискайского залива в первом же рейсе после окончания мореходки утонул, подавая

до последнего сигнал «SOS» из радиорубки тонущего «Ориона», Александр Бачук, тот

самый мальчик из моего двора, который так не любил цыган и евреев. Слово цыганки…

Вода, вода… Помнится еще один случай, связанный со знакомой семьей врачей

Дугфилль. Они взяли на лето у своих одесских друзей двенадцатилетнего мальчика на

«сельское оздоровление». Их взрослая дочь Элла с мужем-студентом и собственным

грудным ребенком, прихватив с собой юного одессита, отправились покататься на лодке.

Муж сидел на веслах, Элла ухаживала за младенцем, а гость устроился на корме. Что там

случилось, я не знаю: то ли крупная полная Элла неловко шевельнулась, то ли просто их

ударила в борт волна от проходящего мимо катера «на крыльях», но лодка перевернулась.

Элла, естественно, не выпустила из рук своего ребенка; муж ее, не умевший плавать, вцепился изо всех сил в скользкое днище, а на отсутствие мальчика никто поначалу не

обратил и внимания.

11

Интересно, продолжались ли после этого дружеские отношения двух семей, и что

говорили одесситы, приехав за телом ребенка…

===========

БАТИСТОВЫЙ НЕЖНЫЙ ПЛАТОЧЕК

Этой истории, которая с высоты прожитой жизни смотрится сущей мелочью, лет

шестьдесят. То есть, ее главным участникам сегодня под восемьдесят. Тогда я учился на

механическом факультете Одесского технологического института пищевой и холодильной

промышленности. В те времена в Одессе был только один университет, на улице Петра

Великого (не знаю, как она сейчас называется), все остальные высшие учебные заведения

— рядовые институты.

Скромная студенческая отрада — танцевальные вечера, которые устраивались по

субботам в вузах. На таком вечере в мединституте мне однажды повезло познакомиться с

прекрасной девчонкой, в которой всё — понимаете, абсолютно всё! — было по мне. Дабы не

раздражать читателя, не буду перечислять это ВСЁ, но можете поверить мне на слово –

она бы вам тоже очень понравилась.

Проводил ее к общежитию медина, о чем-то долго болтали, не желая расставаться, договорились встретиться следующим вечером.

Опьяненный, вернулся домой, тогда я жил на квартире у разбитной пожилой

одесситки, и с трудом заснул, ожидая завтрашнего дня.

Трудно передать