Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В стране много интересного. Очень волнует почин железнодорожников ст. Сортировочная. Бригады коммунистического труда. А в школе? Можно? Как? Какие формы? Дважды собирала актив. Советовалась с ребятами. Советами помогал сотрудник сектора истории Геннадий Павлович Давыдов. Сегодня собрание. Будем обсуждать.
10 «А» класс 204-ой школы вступает в коммунистическое соревнование.
Наши заповеди:
I. Класс живет по правилу: Один — за всех, все — за одного. Это значит: помогать товарищам в учебе, во время одернуть товарища, предотвратить, если можно, дурной поступок, сказать при всех правду в глаза товарищу, помочь в беде, быть внимательными друг к другу, делиться всем с товарищами. Не считать моё, твоё. Сосед отстает — помоги. Сам не можешь сделать — не гордись, обратись к товарищу.
II. Мы учимся и работаем так, чтобы принести еще больше пользы своему народу. Для этого: мы не списываем, не подсказываем, не пользуемся шпаргалками.
Каждый добросовестно, в меру сил и способностей, выполняет домашние задания. Не механически, а творчески, стараясь сделать лучше.
Каждый считает двойку позором для себя и для класса.
На уроке всегда везде порядок; сознательная дисциплина — закон для всех.
III. На заводе:
Мы добросовестные ученики-рабочие.
Мы старательно овладеваем профессией.
IV. Дружбу мы понимаем не только как постоянное общение друг с другом, но прежде всего как высокую требовательность к себе и к товарищам. Требовательность, даже резкая, не должна быть грубой, вызывающей.
Мы называем друг друга только по имени. Отменяем клички и грубости, которые были до сих пор.
Девочки и мальчики в классе, прежде всего, товарищи. Скидки только в физическом труде. В остальном — равны.
Сквернословие — позор. Сквернословие уничтожает достоинства человека.
С учителями, с нянечками, дома, в школе и на улице, со всеми людьми, не считаясь с их образованием и положением, мы всегда вежливы, тактичны и приветливы. Мы уважаем старость на улице, дома, в семье.
Мы заботимся о своей культуре. Мы будем чисты, опрятны, подтянуты. Утренняя зарядка — обязательна для всех. В свободные часы — мы читаем, идем в театр, слушаем музыку, учимся танцевать.
Эти заповеди мы пополняем следующими обязательствами. Мы обязуемся:
1. Четверть и полугодие кончаем без двоек.
2. За декабрь каждый прочитывает вне школьной программы 1 книгу (художественную, научную и т. д.).
3. В декабре на родительском собрании должно быть рассказано о том, что все ученики резко изменили свое поведение дома — они аккуратны, вежливы, предупредительны и помогают домашним в посильном труде.
4. В декабре научиться танцевать вальс.
5. Все бригады вступают в коммунистическое соревнование.
6 декабря 1958 года
Суббота.
В прошлый понедельник состоялось бурное собрание. Начал Валя Восков. Он рассказал о движении в стране, о бригадах коммунистического труда, о заповедях этих бригад. Потом я прочитала вслух статью И.Эренбурга в «Комсомольской правде», кажется, «Заглянем в будущее» (не помню названия). Колосков Володя зачитал проект наших заповедей и обязательств к XXI съезду КПСС. Началось обсуждение. В гостях у нас — Геннадий Павлович Давыдов и Любовь Иосифовна Родина. Это настораживает и смущает ребят. Я волнуюсь. Класс расселся «по-боевому». Четверо демонстративно листают какие-то книжки. Уже протестуют. Что-то будет дальше. Обсуждение идет вяло. Снова перечитываем заповеди. Они просты и чрезвычайно сложны. Там где говорится о «двойках», воспринимают хорошо — об этом много раз говорилось и писалось, много давалось обещаний по поводу злополучных двоек. Это в конце концов можно не выполнить, не беда. А вот есть в этих заповедях какие-то новые необходимости:
«Один — за всех, все — за одного»;
«Не считать: мое — твое»;
«Требовательность к себе и к своим товарищам»;
«Внимательность»;
«Выдержка»;
«Предупредительность»;
«Уважение к старости»;
«Прекратить клички и грубости».
И многое такое, о чем всегда говорили учителя, но никто не просил ребят подписаться под этими требованиями и превращать их в закон.
Это уже сложно.
Кое-кто, Лисицын например, Симонов, Лобанов, Титов, Горбунов, Меренков в момент, когда выступает Галахов, Салосин, Восков, пытаются отшутиться: «Ладно, давай, ребята, примем заповеди». Дескать, всё равно. Но это на этом собрании не имеет успеха. «Нет, — говорит Валя Восков, — надо очень серьезно обсудить». И в десятый раз обращается к классу: «Кто хочет слова?»
Галахов говорит, что жить по-коммунистически ему сейчас еще трудно:
— Чем больше я думаю об этом, тем мне труднее подписать эти заповеди. Хоть я и знаю, что это очень хорошо и необходимо и это поможет мне стать достойным человеком.
Лобанов Леня ведет себя очень вызывающе, приподнято, шумит, размахивает руками, явно желая обратить на себя внимание (это он вначале собрания демонстративно читал). Его просят выступить. Он долго поднимается, молчит, потом произносит обидные слова: «Мне это безразлично». Это явно не так, ему не безразлично, он только хочет как можно эффектней выглядеть во всей этой истории.
Самый большой спор вызвали заповеди в том месте, где написано о дружбе. «Дружбы не будет» — заявил Лобанов, Галахов и еще кто-то, не помню. Начался крик. Возражал Салосин: «Мы уже стали дружней».
Я села к столу (не выдержала!), повела разговор о дружбе. Начала с вопроса: что такое дружба, как понимать её, как достигнуть. С места: «Дружба — это общая цель».
— Есть ли у нас общая цель?
Выяснили — есть. Хорошо кончить школу, поступить на работу, овладеть производственной квалификацией, даже поступить в ВУЗы — есть общая цель.
— Но это не все. Что такое дружба?
— Взаимная привязанность, — кто-то с места.
— Правильно!
Очень поспешно поднимается с места Галахов. Он говорит о том, что у него в классе ни к кому нет привязанности:
— Прошли уроки, и я ушел. Вот и все мои привязанности. И ни к кому у меня в классе не может быть такого чувства.
Смирнов говорит, что многих он мало знает, а некоторых «так просто ненавижу, хоть что хотите со мною делайте!».
Салосин говорит об эгоизме Галахова и о том, что в классе нельзя прожить без дружбы и учиться нельзя: никто не поможет, никто не порадуется успеху.
Марина Тужилкова рассказывает, что Галахов, сильный ученик, отказался им помочь в задачах только потому, что мы не из его группы: «Разве это правильно?». Большинство за дружбу, за требовательность к себе и к товарищам.
Поднимала с мест Меренкова, Симонова, Лисицына, Кузнецова. Гера Кузнецов очень увлечен идеей, но «как быть с Лобановым, он и сейчас себя вести не умеет».
Лобанов гордо: «Мне безразлично, но я мешать не буду!»