Прячу тетрадь в рюкзак и, подумав, сворачиваю на узкую дорогу, ведущую на север.

Дорога приводит в долину между холмами, где стоит большой двухэтажный дом красного кирпича. Через холмы к нему протянуты электрические провода, на крыше — спутниковая антенна, из чердачного окна выглядывает длинный телескоп. На лужайке перед домом, окруженным высоким кирпичным забором, пасутся меланхоличные коровы, изредка лениво бьют хвостом по бокам, отгоняя кружащих слепней. В сараях за забором блеет, хрюкает и повизгивает разновсякая скотина. На специальной площадке, приподнятой над землей, играют трое детей; верховодит у них чернявый рослый мальчуган лет одиннадцати. Возле калитки стоит молодой краснолицый мужчина в соломенной шляпе (всё же не канотье: у того узкие поля) и смотрит на меня. К ремню парня прикреплены довольно странные устройства; он напоминает сумасшедшего изобретателя из приключенческой книжки… э-э… Верна, да, кажется, писателя-француза звали именно так.

По камням я прыгаю к нему. Парень ныряет за калитку и возвращается с запасными ходулями.

— Гостевые, — улыбается он.

Это ставшие уже классическими ходули заводской сборки — не обычные шесты с набитыми приступками под ноги, в тех мигом свалишься, а устойчивые и широкие, напоминающие треножники. Производство наладили сразу после возникновения игры и постоянно улучшали конструкцию. В общем, надежное и добротное средство передвижения в нашем зыбком мире. Я проворно цепляю ходули на ноги — для ступней имеются специальные крепления — и становлюсь на землю, для устойчивости взмахнув руками. Парень протягивает раскрытую ладонь, от нее пахнет машинным маслом.

— Я — Алекс. — Румянец на щеках вспыхивает еще ярче. Про таких говорят — кровь с молоком. Я думаю: он не только «изобретатель», он похож на ковбоя, который живет на лоне природы, вкушает простую, здоровую пищу и лишь по выходным позволяет себе немного подебоширить в местном салуне. Крепкий, широкоплечий, с веселым прищуром карих глаз. Рубаха-парень.

— Влад, — представляюсь я.

— Откуда будешь?

— Оттуда.

— Ясно…

Мой собеседник жует травинку, меланхолично, как корова во дворе. Выплюнув, усмехается и произносит с напускным пафосом:

— Добро пожаловать в последний оплот землян, борющихся против игры!

Здесь множество комнат, часть из них завалена аппаратурой, компьютерами, книгами, стопками технических и научных журналов; на потолке, прибитые гвоздями, протянуты разноцветные провода. Со мной приветливо здороваются девушки и женщины, приглашают отужинать — с кухни веет чем-то вкусным, горячим. Я вежливо отказываюсь. «Да ладно, не стесняйся», — усмехается Алекс. В доме стоит вязкий, неподвластный гуляющему туда-сюда сквозняку запах пота, и сквозняк в отместку колышет развешанное на веревках белье: простыни, наволочки, семейные трусы и носки. Да-а, народу тут достаточно. Я улыбаюсь, мне заранее нравятся хозяева.

Мы приходим в «лабораторию», где над аппаратурой, подмигивающей цветными огоньками, трудится, что-то паяя, крепкий полнотелый мужчина с прической, похожей на гриву дикобраза. На ногах у него ходули. Услышав нас, он оборачивается и, стянув перчатки, вытирает ладони о ветошь. От него пахнет спиртом и канифолью, рукопожатие по-настоящему «мужское» — сильное и крепкое. Мы до боли сжимаем руки друг друга: давим и давим, никто не уступает — ни я, ни он. Мое лицо становится таким же красным, как у Алекса, и толстяк довольно хмыкает.

— Это Жоржи, — говорит Алекс, прекращая наш «поединок». — Он такой, да. Жоржи, скажи «привет»!

— Прив… — бурчит Жоржи и возвращается к своим приборам.

— Он не очень разговорчивый, — кивает «изобретатель». — Кстати, меня зовут Алекс, я — биолог. А наверху сидит Кори, программист. Как ты там, Кори?! — орет он в потолок.

— Что?! — доносится с чердака, и Алекс улыбается.

— Плохая слышимость, — поясняет он.

С потолка нам на головы сыплется штукатурка.

— А, черт!.. — Мы с Алексом отскакиваем в сторону. Жоржи, усмехаясь, отодвигается к окну, переступает ходулями. Тугой живот выпирает над брючным ремнем, с ремня на шнурках свисают кроссовки. Размер у них преогромный.

— Жоржи верит, что кроссовки ему еще пригодятся, что он еще побегает в них по полю, — смеется Алекс. — Ведь во что-то надо верить, правда? Кстати, меня зовут Алекс!

— Вы уже представлялись и не один раз, — разминая всё еще бледную руку, я отдираю друг от друга слипшиеся пальцы. — Я знаю, как вас зовут.

— Правда? Тогда давай на «ты», Влад. Не возражаешь?

— Никаких проблем, Алекс.

— Что?! — кричат сверху.

— Это я не тебе, Кори!

— Что?!

Штукатурка сыплется и сыплется. Алекс зовет меня в соседнюю комнату. Здесь стоят две кровати, стол, табуретки, в углу забитый книгами шкаф, к стене прислонены пузатые мешки. В тщательно вымытое окно светит закатное солнце, шелковые занавески развевает сквозняк. Мы садимся на кровать. Алекс вытаскивает из мешка сухофрукты: абрикосы и сливы. Я киваю, принимая угощение.

— А почему Жоржи не снимает ходули?

— Тренировка. Он немного неуклюж, а к ходулям надо привыкнуть, сам знаешь. Нам часто приходится выбираться наружу — вот он и тренируется, пока работает.

— Энергию откуда берете?

— Мэр Вышек — города, что на востоке, — одалживает. Раз в неделю ходим к нему, оборудование чиним, то-сё. Никто не в убытке.

— Вы правда собираетесь закончить игру?

Алекс кивает:

— Ага. Такая у нас мечта. Понимаешь, у нас есть идея, точнее, у всех нас есть идеи. Я, например, думаю, что игра — это проделки заскучавшего инопланетянина. Вот представь: в корабле что-то сломалось, чужак вышел на околоземную орбиту и долгие годы крутится вокруг планеты, наблюдая за нами. Ему жутко скучно. И вдруг — вуаля! — в голову приходит отличная мысль: он решает сделать так, чтоб жизнь на Земле превратилась в сплошную игру.

— Он изменил жизнь на всей планете, да еще столь необычным образом, но не может улететь? Странно.

Алекс пожимает плечами:

— Мало ли что. Может, его планета погибла, и он — единственный представитель своей расы. Вот и рыщет по Галактике, развлекается как может.

— Как-то оно… — произношу с сомнением.

— У Кори другая теория, — Алекс беззаботно болтает ногами, — он думает, что это проделки Бога.

— Бога?

— Ага, Бога. Ему стало скучно, и он создал игру.

— Бог?

— Что?! — кричит сверху Кори. На голову Жоржи, который работает в соседней комнате, сыплется штукатурка. Алекс морщится.

— Почему нет? Ты знаешь, как выглядит Бог? Нет? А кто знает? Никто не знает. А вот Кори думает, что Бог выглядит как человек-тень, что выступал по телевизору.