Увы, «Мухи» были не только у нас.

С интервалом в несколько секунд все четыре наблюдательные вышки «Золотого ручья» были буквально стерты с лица земли выпущенными по ним из гранатометов зарядами. Полыхнув ярким оранжевым пламенем, они разлетелись на тысячи бесформенных обломков, взметнувшихся в воздух, а затем словно адский дождь обрушившихся на землю. Около северо-западной вышки полыхнули старые бочки из-под мазута. И практически везде начала стремительно воспламеняться высушенная палящим августовским солнцем трава. Над «Золотым ручьем» медленно поднимался в небо гигантский клуб дыма.

Мне показалось, что я схожу с ума. Я вдруг осознал, что только что погибли, даже не успев ничего понять, четверо наших ребят. Каждому было не больше двадцати двух… Какая-то неведомая сила сбила меня с ног, уронила на колени и заставила отчаянно закричать, словно попавшего в медвежий капкан волка. На глаза навернулись слезы, а пальцы смертельной хваткой вцепились в траву, царапая ее в бессильной злобе и вырывая с корнем.

Со всех сторон началась оглушительная стрельба. Я поднялся с колен, схватил лежащий на земле автомат и, скрежеща зубами от злости, рванулся в ближайшую от меня сторону, откуда доносился пронзительный треск автоматных очередей. Трое моих бойцов, расположившихся на крыше старого автобуса ЛиАЗ, еще с незапамятных времен стоящего на территории объекта рядом с ограждением, поливали Свинцовым ливнем расположенный напротив забора лес. Оттуда велась точно такая же массированная ответная стрельба.

Я, как вихрь, ворвался внутрь автобуса через вечно открытые заржавевшие двери, вскочил на оборванное донельзя сиденье, схватился руками за края зияющего в крыше отверстия от люка, подтянулся и забрался наверх. ЛиАЗ стоял боком к забору возле четырех толстых сосен, укрывшись за которыми бойцы «Тайфуна» планомерно разряжали магазины в сторону находящихся где-то в лесу «камуфляжных».

Прижимаясь плечом к коричневой, местами уже вырванной пулями коре вековой сосны, я различил мелькнувшие за деревьями тени. Автомат сам собой прыгнул в боевое положение, а указательный палец сильно надавил на курок. АКМ дрогнул, из ствола вырвалось ярко-белое пламя. Я видел, как в двадцати метрах от меня размашисто сыпались к подножиям стволов скошенные пулями зелёные ветки…

Наконец я услышал самый приятный для меня в этот момент звук — где-то в том месте, куда только что я разрядил половину магазина, раздались пронзительные крики, переходящие в надрывный нечеловеческий вопль. Я так давно не стрелял по живым мишеням, что уже начал забывать, какой мощный допинг представляет собой крик поверженного врага! Холодный дьявольский азарт овладел мной. Нащупав в кармашках поясного ремня ручную гранату, я метнул её прямо туда, откуда доносился вой. В следующее мгновение раздался глухой взрыв, в котором на время потонули доносящиеся со всех сторон выстрелы, и мои уши едва не свернулись в улитки от толкнувшей в барабанные перепонки ударной волны. После взрыва гранаты ответная стрельба на нашем участке прекратилась, и, выпустив для верности еще несколько очередей, ребята перестали давить на курки. Где-то за кустами мелькнула неясная тень, а потом наступила тишина.

— Дайте кто-нибудь закурить, мать вашу за ногу! — Я повернулся лицом к стоящему в метре от меня бойцу и перевел учащенное дыхание. — Перерыв!..

Володя Борисович нацепил «Калашникова» на плечо, достал из помятой пачки две сигареты, быстро прикурил от пластмассовой зажигалки и протянул одну мне. Я курил так, словно перенес зверскую антиникотиновую пытку — глубоко, до боли в ребрах, втягивая в легкие горький дым дешевой украинской «Ватры».

— Где ты взял эту гадость?!

— Нормальные сигареты, — прохрипел в ответ Борисович, пожимая плечами. — Из дома прислали!..

— Ну ты даёшь… хохол! — Быстро утолив жажду, я выкинул бычок и осторожно выглянул из-за ствола толстой сосны.

Тихо. В горячке я даже не заметил, когда отзвучал последний выстрел. Слышались лишь треск сгорающего возле КПП «Урала» и приглушенные голоса находящихся на крыше гаража бойцов второй пятерки. Где-то там должен быть Саблин. Я не мог его видеть, так как нас разделяло пустующее здание, построенное, вероятно, еще при царе Горохе и до сих пор не нашедшее применения. «Золотой ручей» появился на секретных воинских картах пятнадцать лет назад, шесть лет назад — пропал, одновременно с передачей законсервированного объекта на попечение «конторы».

Неожиданно засигналила пристегнутая к поясу рация, и я узнал голос генерала Крамского. Начало заварушки застигло его в здании Центра, и генерал явно не горел желанием схватить в руки оружие и броситься на помощь взводу охраны.

— Бобров, ответьте! — настойчиво вызывал кагэбэшник. Когда я включил связь, уже слышались командирские нотки Крамского: — Немедленно жду вас в здании Центра! Слышите, майор?! Немедленно! Это приказ!!!

— Коз-з-ёл… — непроизвольно вырвалось у меня, когда вешал на плечо автомат и спрыгивал с крыши старого ржавого ЛиАЗа. Пока мчался к «Белому дому», связался по рации с командирами пятёрок и узнал о полученных еще тремя нашими ребятами серьёзных ранениях. Убитых не было, если не вспоминать о погибших ужасной смертью, буквально разорванных на куски четырех бойцах, находившихся на наблюдательных вышках во время выстрелов из «Мухи».

С момента обнаружения несущегося к воротам «Золотого ручья» «Урала» и до того, как я влетел в открытые настежь двери Экспериментального исследовательского центра, прошло всего-навсего семь с половиной минут…

* * *

Крамской, с белым от страха лицом, стоял возле электронного турникета и, когда в дверном проеме вдруг выросла моя фигура, вздрогнул от неожиданности. Окинув меня каким-то странным взглядом, генерал махнул рукой, чтобы я следовал за ним, а сам направился наверх, минуя болтающуюся из стороны в сторону хромированную вертушку. Я с удивлением отметил, что сложнейшая пропускная система отключена. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, где за все время службы в «Золотом ручье» я никогда не был, мы оказались в узком коридоре, по обе стороны которого я насчитал шесть совершенно одинаковых дверей. Нетерпеливым размашистым жестом открыв одну из них, Крамской пропустил меня внутрь, вошел сам и, захлопнув, запер ее на замок.

Это становилось совсем интересным.

Я очутился в тесной полутемной конуре, площадью не больше шести метров. На единственном источнике дневного света — окне — висели плотно прикрытые черные жалюзи. Возле стены стоял серый, обшарпанный металлический шкаф с выдвижными ящиками, вроде тех, что используются в архивах для хранения картотеки. Как ни странно, но больше в помещении ничего не было. Я удивленно огляделся по сторонам, а потом перевел взгляд с полуистлевших зеленых обоев на стенах на стоящего спиной к двери генерала.

— Зачем вы меня вызвали?! — Я ровным счётом ничего не понимал. Уж не поехала ли крыша у этого бравого чекиста от внезапно начавшейся пальбы?

— То, что я сейчас вам скажу, майор, представляет государственную тайну… — не сводя с меня настороженных глаз, начал Крамской. — Даже больше, чем государственную тайну. Но прежде чем отдать приказ, я хочу, чтобы вы знали. Иначе мои действия могут показаться вам нелогичными,