Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ненадолго, глупый. Ты вернешься, а я никуда не денусь.
– Точно? – Он остановился и взял ее за подбородок.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
– Точно. Давай я тебе докажу! – В темноте глаза Стеф задорно искрились. Она увлекла Шона за собой по лестнице в квартиру.
– Когда у тебя самолет? – Стеф теребила бахрому на диванной подушке.
– В десять. – Шон взял ее руки в свои и крепко сжал. – Послушай, Стеф, не надо провожать меня в аэропорт. Давай попрощаемся сейчас. Я позвоню, как только прилечу.
Стеф хотела возразить, но осеклась. Шон и в самом деле ненавидел слезливые прощания.
– Ладно, все равно я на маникюр записалась, – беззаботно проворковала она. – Веди себя хорошо, слышишь? Не вздумай влюбиться! Никаких длинноногих блондинок. Надеюсь, ты сосредоточишься на работе и будешь рано ложиться спать. В одиночестве.
– Меня может очаровать лишь одна длинноногая блондинка, – пробормотал он, притягивая ее к себе. – Будет так непривычно ходить в рестораны и заказывать то, чего хочется мне.
Стеф пихнула его:
– Тебя послушать, так я занудная старая корова!
Шон усмехнулся:
– Не такая уж и старая.
– Жалкий ублюдок! Не слишком ты ласков со мной, – пожаловалась она. – А сам уезжаешь.
Шон стал серьезным:
– И ты должна ехать со мной. Стеф отстранилась:
– Только не заводи опять свою волынку. – Нет, она просто ненормальная, что не едет с ним.
Что, если «Зейнфелд» захочет, чтобы Шон перебрался в Америку? Что, если он на самом деле встретит другую?
Шон посмотрел на часы и встал:
– Все! Мне пора.
Стеф поцеловала его и, после того как машина исчезла за углом, долго стояла в дверях. Наконец зашла в дом, свернулась калачиком на диване и прижала к груди подушку. Если закрыть глаза, все еще можно почувствовать запах его лосьона после бритья и поверить, что Шон здесь. Но этот запах не продержится два месяца. Надо чем-то себя занять, тогда время пролетит быстрее. И разумеется, он вернется. Как же иначе? Она крепче обняла подушку.
Когда Шон переехал в Корк, было намного легче. Тогда они были детьми. И все ее мысли занимала Рут. В голове не оставалось места для Шона или кого-то еще. Но это случилось сто лет назад. Теперь они взрослые. Она переменилась. Все в прошлом.
– Спроси еще что-нибудь, Стеффи! – умоляла Рут, рассеянно теребя каштановые кудряшки, обрамлявшие тонкое лицо.
Стефани затянулась и выпустила дым в окно.
– О'кей, о'кей, – согласилась она, пробежав глазами страницу. – Почему испарение полезно для растений?
Пожевывая конец ручки, Рут мерила шагами комнату.
– Я точно это знаю…
– Ты все знаешь, – подбодрила Стефани.
– Ну, потому, что испарение доставляет листьям воду и минеральные вещества и охлаждает их в жару.
– Точно. Видишь, Рут, я же говорила! Ты знаешь все.
– А ты? – В дверях стояла Кэтрин Уэст с подносом – чай и печенье.
– О, мам, ты лучше всех! – Стефани в панике попыталась затушить сигарету за спиной. Соскочила с кровати и убрала книги с уголка туалетного столика. Ее мать поставила туда поднос. – Конечно я все знаю, мам! Фома неверующий!
– Конечно знаешь, дорогая. Сделай перерыв, Рут! Выпей чайку.
– Спасибо, миссис Уэст. Вы так добры, что разрешили мне заниматься здесь. Дома мне не дают ни минутки покоя.
Рут была старшей из шести детей, и в маленьком домике с тремя спальнями не находилось тихого уголка для занятий. Стеффи повезло больше: у нее имелся всего лишь один брат и отдельная комната. Рут дождаться не могла, когда уедет из дома. Она будет скучать по маме, но наконец-то никто не станет ей мешать.
– Ложитесь пораньше, девочки! Вам надо хорошо высыпаться. Ни пуха ни пера, Рут! У тебя все получится. – На полпути к выходу Кэтрин задержалась: – Стефани, убедись, что как следует погасила сигарету!
Когда дверь закрылась. Рут прыснула:
– Твою маму не одурачишь, Стеффи.
Стефани покачала головой:
– Клянусь, у нее глаза на затылке! Или жучки по всей комнате. Ладно, скоро я заживу на свободе, одна. Найду потрясающую работу, куплю машину и уютную маленькую квартирку в Рейнлахе. А ты, Рут?
Рут не любила мечтать. У нее были очень определенные планы на будущее. Стоит ей поступить в Тринити-Колледж, и все пойдет словно по маслу. Она будет вкалывать как проклятая и зарабатывать одни лишь высшие баллы. Получит диплом по компьютерным технологиям и устроится в одну из крупных компаний. Может, в Ай-Би-Эм.
– Квартира – это здорово, – наконец произнесла она. – Но разговоры разговорами, а что ты на самом деле собираешься делать?
Подруги постоянно заводили этот разговор. Рут поражалась уверенности Стеф, что работа сама свалится на голову. Стеф не понимала чрезмерной амбициозности Рут. Такие разные, они тем не менее прекрасно ладили. Рут объясняла Стефани домашнее задание по математике, та помогала ей с Шекспиром и Йетсом.[4]
– Я разошлю резюме в банки и страховые компании, в государственные учреждения. Как все делают. Я не такая целеустремленная, как ты, Рут. Не определилась пока, чем хочу заниматься. Мне нужно время, чтобы понять, что у меня хорошо получается.
Рут надкусила овсяное печенье:
– Не могу поверить, что завтра уже выпускные.
Стеф крутилась на кровати:
– Представь себе. Через две недели мы окончим школу. Никогда больше не будем носить форму и делать домашние задания. О, какое это будет лето!
– Мне придется найти работу, – заметила Рут. – Надо отложить денег. Папа оплатит обучение, но не могу же я клянчить у него еще и на расходы.
– Да, будь у него деньги, отдал бы тебе все, до последнего пенни, – кивнула Стеф. – Своей милой дочурке, умнице и красавице.
– И скромнице, – добавила Рут и запустила в Стеф учебником по математике. – Спроси еще что-нибудь!
Стеф простонала:
– Это обязательно? Мне уже хочется, чтобы завтра поскорее наступило. Возись тут с тобой целый день.
Рут и бровью не повела:
– Не забудь, что завтра я опять у тебя ночую. Надо готовить шпоры к экзамену по английскому.