не заметил. Он смотрел на дешевый нетронутый малиновый торт на столе за ее спиной.

– Ты издеваешься?

– Таня…

– Ты ведь говорил с проректором? Или как там его…

– Тань, давай…

– Ответь.

– Все будет нормально.

– Ты получил должность?

– Пока нет….

– С ума сойти! – она хлопнула себя по бедрам и закрутила головой, будто пыталась найти за что ухватиться.

Завадский вытягивал шею, стараясь получше разглядеть стол за ее спиной. Неужели, подумал он, быть такого не может. И эта убийственная тишина…

– На следующей неделе…

– Почему ты не можешь потребовать? – начала заводиться жена. – Почему ты вечно просишь? Тебя все загружают и загружают, как вьючную лошадь, ты дежуришь, без конца подменяешь всех, при этом работаешь дольше всех на кафедре. С тобой что-то не так? Я не могу работать из-за Виктории, ты знаешь.

– Что ты предлагаешь? Искать другую работу?

Она покачала головой, он подошел взял ее за плечи, будто хотел обнять, но только отодвинул, чтобы заглянуть в комнату.

Так и есть. Он испугался за Викторию.

– Послушай, все решилось, в понедельник будет приказ.

– Так сказал проректор?

– Я говорил с другим человеком. Не могу все сказать, но я договорился.

– Знаю я этот неуверенный тон.

– Ничего ты не знаешь.

– Тебя опять обвесили новыми обязанностями и облапошили.

– Я же сказал все будет нормально, все идет по плану, да мелкие шероховатости, как всегда, это бывает в жизни, но я все решил, на следующей неделе у меня будут все документы, и мы пойдем в банк. Послушай, что с…

– Позвони отцу. – Перебила она.

– Зачем?

– Что значит зачем?! Она его внучка!

– Слушай, успокойся, пожалуйста. Ты знаешь, какой сегодня день.

– Вот именно! Какой сегодня день!

Завадский протиснулся мимо жены в комнату. Опасения его подтвердились. Маленький стол тесно заставлен недорогими нетронутыми угощениями. Вокруг стола впритык стояли стулья с шариками, на которых никто не сидел. Горело бра на стене, освещая бумажную гирлянду с печальной надписью: «С днем рождения».

– Никто не пришел. – Сказала Татьяна, доставая сигарету.

– Но у нее же полно друзей!

– Полно, но никто не хочет приходить на день рождения к инвалиду.

Завадский сердито посмотрел на жену и направился в комнату к Виктории.

Дочь лежала на кровати перед маленьким телевизором. Ее похоже ни капли не волновало, что экран располагался к ней под углом девяносто градусов. На хорошую антенну не было денег, поэтому кусок сыра, разговаривающий с кальмаром двигались скачками словно инопланетянин из старого советского мультфильма «Контакт». Завадский невольно нахмурился, когда взгляд упал на инвалидное кресло у окна.

У ног Виктории лежал нераспечатанный набор для фокусов.

– Извини, котенок, это от нас с мамой.

Дочь не взглянула на него. Он присел на стул у изголовья ее кровати.

– Не помню говорил я тебе или нет, но настоящие друзья как правило появляются в старшей школе, когда люди уже более-менее начинают разбираться что к чему. А у многих выдающихся людей их и вовсе не было. По этой же причине, кстати.

Завадского раздражало инвалидное кресло. Ему тут совсем не место. Совершенно чуждый лишний элемент в их маленькой некогда уютной обители. Как неразорвавшаяся бомба, в которой что-то тикает.

– Не хочу быть выдающейся, – сказала Виктория, продолжая смотреть в повернутый экран.

Наверху орал пьяный сосед – у них всегда было много гостей и праздник каждый день. Еще несколько месяцев назад, они думали, что съедут отсюда, но теперь…

– Завтра пойдем гулять.

– Не хочу гулять в этом…

– Пойдем в парк. Тот дальний, что тебе понравился, за рекой… А на следующих выходных вы с мамой поедете в Москву.

Виктория задрала голову и впервые посмотрела на него – тем очаровательным взглядом, когда кто-нибудь симпатичный смотрит на что-то вблизи, скашивая радужки к переносице.

– Правда?

Завадский обратил внимание, что ее лицо не было заплаканным и испытал что-то вроде отцовской гордости. Его младшие брат и сестра были жуткими плаксами.

– Правда, а через пару недель я к вам приеду, и мы пойдем в парк аттракционов, как раз будет уже тепло, а потом мы вернемся, возьмем велосипед и поедем в деревню, я научу тебя кататься. В деревне ведь у тебя тоже есть друзья?

– Я с ними переписываюсь.

– Ну вот видишь. – Он наклонился ней и прошептал, – потерпи немного, хорошо?

– Ла-а-адно, старик.

– Я не старик, я дракон.

– Нет. Дракон это я. – Сказала Виктория.

– Хочешь торт?

– А ты?

– Пошли они к черту. Мы сами все съедим. – Улыбнулся Завадский и чмокнул дочь в нос.

В начале одиннадцатого, не без труда отбившись от вопросов жены он отправился забирать «документы». Поздняя прогулка помогла унять легкий мандраж. Он утешал себя тем, что дело плевое – забрать папку в кафе «Шаурмяу» у какого-то хмыря из строительной конторы и отвезти ее на юго-запад преподавателю истории первобытного общества Лопатину. Он уже звонил ему сегодня, уточнял нехитрые детали.

Узнав, что в этом деле замешан Лопатин, Завадский обрадовался, хотя в обычной жизни терпеть его не мог, потому что этого сизолицего алкоголика с дряблыми щеками то и дело приходилось подменять. По понедельникам у Лопатина дрожали руки и на любые попытки предъявить ему претензии, он обреченно морщился и говорил сиплым жалостливым голосом: «слушай, давай завтра». В ВУЗе Лопатина можно было увидеть редко и только рано утром, как правило куда-то спешно уходящим. Иногда, казалось, что он вообще не работает преподавателем, а просто числится в штате. Зато частенько Лопатина можно было встретить в коридорах ректората. Сейчас роль Лопатина в финансовой жизни руководства ВУЗа была Завадскому примерно ясна и его участие в предстоящем «деле» успокаивало. Этот сиплый алкаш теперь представлялся опытным старшим товарищем в полных опасностей джунглях.

Конечно, Завадский не питал иллюзий относительно происходящего, но участие Лопатина говорило, что система более-менее стабильна, круговая порука работает, и Завадскому не грозит утонуть в опасном океане, если он всего-то пройдет немного вдоль прибрежной кромки. Лопатин вон в нем по грудь барахтается в нетрезвом виде и ничего. Да его даже и участником не назовешь - в том, юридическом смысле. Ну что он реально с этого поимеет, кроме шанса на спасение дочери, которое оплатит из своего же кармана? Он даже в папку заглядывать не станет – бросит