Ираида покачала головой.

Завадский стал перебирать должности, на которые мог рассчитывать хотя бы теоретически.

Кивнула она только, когда Завадский дошел до замначальника кафедры. Она уточнила у руководства и подтвердила.

– Эта должность подойдет. Нам понадобится копия приказа, трудовая, документы из бухгалтерии и справка из отдела кадров.

Прогнав «длинного зайца», Завадский ринулся в бой. В своем поношенном костюме и истоптанных ботинках, он стал мозолить глаза у дверей ректората, пока его не заметили.

Начальник учебной части проректор Лягушенко после утомительного натиска в конце концов сдался и согласился назначить Завадского заместителем заведующего кафедры на никем не занятое место с одним незначительным условием – взять на себя новый курс по сектоведению.

– Ваш отец был деканом истфака в Южноуральском… – не то спросил, не то констатировал Лягушенко без энтузиазма глядя на Завадского. – Талант от бога.

Завадский кивнул. Пускай хотя бы так проректор обосновал для себя его назначение.

– В мартовский приказ включим.

– А раньше не получится?

Лягушенко покачал головой и в этот момент Завадскому захотелось вцепиться в его тощую дряблую шею, но это желание, разумеется, было тотчас подавлено.

Оставалось только купить «Courvoisier» – желательно найти подешевле и минимально приемлемого объема, скажем «0,5» и с усердием углубиться в небогатый на метпособия мир деструктивных сект.

Сегодняшняя беседа – всего лишь формальное подтверждение исполненных обязательств, но видимо так считал только Завадский… Лягушенко назначил Мартышина. Что это? – сердился он. – Заговор носителей идиотских фамилий? Или может они тайно друг друга поддерживают из сочувствия? Впрочем, Завадскому было не до смеха. Тайный сговор это – да! Тайный сговор проклятых зайцев. Завадский сжал пластиковую кружку так, что она затрещала. Он вдруг осознал, что ненавидит не только эту работу, но и саму эту профессию со всеми типами ее представителей – от надменных профессоров до планктона профнепригодных приспособленцев, присосавшихся к скудеющим ручейкам, вытекающим из бочки бюджетного финансирования образования, а также прилагающиеся к ним бесконечные интриги, пересуды и насмешки за дверями отделов кадров, ректоратов, бухгалтерий и прочих мест обитания бездельников монструозных учреждений советского типа. Но главным объектом ненависти, конечно, оставался длинный заяц, который заставил Завадского ненавидеть себя за то, что он пришел в этот чуждый ему мир только ради того, чтобы ему угодить. Он даже теперь пытался ему угодить, и от этого еще сильнее ненавидел себя. Это какая-то изощренная форма садизма. Или мазохизма?

Без пяти четыре Завадский появился в ректорате и около минуты в нерешительности стоял перед кабинетом проректора, раздумывая стоит ли дождаться четырех (проклятый заяц) или распахнуть дверь прямо сейчас. Мысль о Виктории, печально глядящей на велосипед, заставила дернуть дверь на себя, но она осталась неподвижной. Завадский без особой надежды постучал – за дверью располагалось приемная и стол секретаря, и эту дверь он вообще никогда не видел закрытой.

За спиной послышались шаги и женский разговор. Завадский обернулся.

– Петр Лангурович уже ушел, – сообщила одна из женщин окинув преподавателя равнодушным взглядом, на мгновение задержав его на рваном ботинке из кожзама.

– И не вернется?

Не дождавшись реакции на свой всплеск отчаяния, Завадский посмотрел вслед удаляющимся женщинам, на всякий случай еще раз постучал и принялся перебирать оставшиеся варианты. От бессмысленности этой не раз проделанной операции стало тошно. Он вышел к лифту, где стояли прилично одетые работники администрации и ректората – все в приподнятом пятничном настроении. Никто не смотрел на него. Завадский задрал голову и вдруг решившись на что-то, взлетел на один этаж – туда, где царили величественная тишина и глубокий ворсистый ковер, который сторожил изнемогающий от безделья охранник.

– К ректору! – угрюмо сказал Завадский, замедляя тем не менее шаг.

Охранник спешно преградил путь.

– Не будет до понедельника!

И даже если это вранье, на что, собственно, он рассчитывал? Ворваться к ректору, игнорируя окрики секретаря и хватающего его за пиджак охранника – не просто безрассудство, но и гарантированный способ обрубить все связи с Лягушенко. Не сделает ли он только хуже? Привычный червь сомнения взял власть в свои руки.

– В понедельник так в понедельник. – Сказал Завадский.

– Запись по телефону!

– Ясно. По телефону.

Бросив прощальный взгляд в наполненный властными флюидами полумрак пугающего коридора, он повернулся к выходу.

– Завадский!

Голос, окликнувший его, был молодым, похожим на студенческий, оттого обращение по фамилии прозвучало немного диковато.

В дверях ближайшего кабинета стоял высокий парень в темно-сером костюме.

– Завадский. – Повторил парень, ни капли не смущаясь столь откровенной фамильярности. – Зайдите.

Глава 2

Начальник контрактного отдела, не без усилий догадался Завадский. Парню и двадцати пяти нет.

Завадский вошел в кабинет, стараясь игнорировать дискомфорт, и гадая одновременно – откуда сотруднику контрактного отдела известна его фамилия.

Несмотря на казенную офисную обстановку, кабинет существенно отличался от его крошечной преподавательской главным образом наличием кондиционера и более производительными компьютерами. Стол и стулья были простыми, но Завадский заметил на столе «айфон» последней модели и коробку из-под пончиков «Криспи Крим», которые прошлой осенью появились в их городе. Их очень любила Виктория, но Завадским они были не по карману, особенно теперь. Приходилось обходиться молочными коржиками из «Магнита» ценой в двадцать раз ниже.

– Курите? – спросил парень.

– Изредка.

– Здесь отличный вид с балкона. – Парень сделал приглашающий жест.

Завадский подумал, что это очень странно, конечно – курить он не хотел и этот субъект, лоснящийся от самодовольства, был ему неприятен, но с другой стороны он все еще находился на этаже, где принимались судьбоносные решения и потому кивнул. Парень повел его по пустому широкому коридору, подальше от охранника. Ворсистый ковер глушил скрип дешевых ботинок Завадского. Взгляд скользнул по огромной двери в конце коридора, с гравировкой на золоченой табличке: «РЕКТОР». Дверь излучала невидимые, но ощутимые властные флюиды. Завадский вспомнил ухоженного упитанного субъекта в очках, которого чаще видел по телевизору, чем вживую и от мысли, что он пару минут назад собирался ворваться сюда, у него подкосились ноги.

Парень тем временем открыл дверь на внутреннюю лестницу, поднялся по узкому пролету и вывел его на балкончик с лепниной. Вид отсюда действительно открылся потрясающий: город только освободился от мартовской грязи, солнце золотило фасады сталинок и новостроек Советской улицы, вторгавшейся в широченную реку, за которой простирался бескрайний лесной океан с белеющей рифом градирней атомной электростанции.

На Советской начиналась пятничная пробка. Завадский увидел, что с федеральной