– Так зачем вам понадобился ректор? – спросил парень, доставая плоскую пачку «Сенатора».

Он наслаждался собой. Костюм у него был явно из натурального материала, вероятно из шерсти. На ногах скромно сияли недешевые «Монки» стоимостью в три зарплаты Завадского. В голове снова уныло задребезжала старая плаксивая мысль – что же в нем не так? Почему он, работая больше и напряженнее многих не имеет ровным счетом ничего? Где затерялась эта проклятая системная ошибка? Солнце грело его лысую голову, но ветер намекал, что для рубашек еще рановато. Бюджет Завадского не предполагал трат на межсезонную одежду, и учитывая прогноз погоды, он обречен как минимум до майских праздников жариться в зимней куртке.

– По личному вопросу.

– Но ректор не принимает по личным вопросам.

– Простите, а почему вас это интересует?

– Может быть я смогу что-нибудь посоветовать.

– Ну… – Завадский вздохнул и решил превозмочь отвращение, сделав хотя бы маленький шажок в сторону ответа на вопрос зачем он понадобился этому выскочке. – Проректор обещал мне место заместителя начальника кафедры.

В конце концов, скрывать ему нечего – человеком он считался порядочным, и хотя правила не без заслуг «зайца» не были врожденной частью его натуры, но они были частью его жизни: он бросал мусор в урны даже когда его никто не видел и никогда не повышал голоса на женщин, а уж о прямых нарушениях закона вроде громкого прослушивания музыки после семи часов вечера и вовсе не могло быть речи.

– Ну а зачем вам эта должность? – спросил парень, выпуская дым на пыльный город. – Хлопот по горло, а прибавка же – копейки. Стоит ли ради этого так…

Парень не договорил. Что он хотел сказать – стоит ли так унижаться?

Завадский вдруг понял, что этот парень прекрасно осведомлён о том, сколько он получает и почувствовал стыд. Пожалуй хватит, рассердился Завадский и сделал едва заметное движение в сторону двери.

– Ректор подпишет приказ в понедельник. – Поспешно сказал парень. – И вашей фамилии в приказе действительно нет.

Играешь – так уж играй до конца, подумал Завадский, но заяц не дал ему сыронизировать вслух, вынуждая продолжать тянуть резину.

– Спасибо, я уже в курсе. Собственно, об этом я и хотел поговорить с ректором.

– Для вас это так важно? Дело принципа или что-то вроде того?

Парень оценивающе глядел на преподавателя. Кажется, проверка заходила в тупик и, хотя от всего этого очень дурно пахло, что Завадский почувствовал не без помощи той части своей натуры, за которую отвечал обладатель набожной фамилии, он не мог просто уйти.

Ладно, черт с тобой и твоей дурацкой проверкой, подумал Завадский и хмуро посмотрев на ближайшую градирню, сказал:

– Мне нужен кредит на лечение дочери. Обычным преподавателям его не дают.

Парень кивнул, как кивают люди, знающие ответ на вопрос, который задали и попытался состроить сочувствующее выражение лица, хотя ему это совсем не удалось – очевидно он испытывал прямо противоположные чувства.

– Серьезный повод. Жаль, конечно. За Мартышина попросили. Но… возможно все-таки получится как-то помочь вам.

Завадский почувствовал тошноту – следствие глубокого отвращения, воспитанного в нем зайцами.

– Помочь?

– Возможно получится.

Акцент на слове «возможно» видимо подразумевал, что пришло время обсуждения цены.

Парень выбросил окурок на город и поправил массивные часы, нелепо смотрящиеся на его худом запястье.

– Что вы делаете сегодня вечером? – спросил он.

– Если вы это серьезно, то этот вопрос я должен адресовать вам.

Завадский попытался изобразить подобострастную улыбку.

Парень это оценил и сам расплылся в улыбке.

– Вы быстро соображаете. Это хорошо.

– Просто я историк по образованию.

– Вы это к чему? – парень картинно замялся.

– К тому, что я ограничен в выборе.

Завадский вдруг отчетливо осознал, что «они» все это спланировали, заранее зная в какой он ситуации, но поражал его отнюдь не их цинизм, а та спокойная покорность, с которой он все это принимал.

– Что я должен сделать?

– Ну в общем, надо кое-что передать сегодня вечером. Ничего особенного. Просто документы.

Парень пристально смотрел на него, продолжая улыбаться.

– Документы?

– Просто забрать и передать. Полчаса не больше.

– То есть поработать курьером?

– Вам не нравится этот разговор?

– Просто хотелось бы большей ясности.

Завадского мутило от этой чрезмерной ухоженности и самодовольства, от слишком дорогих и слишком массивных для запястья вчерашнего подростка часов, от пончиков «Криспи Крим», зеркальных айфонов с шестизначными ценниками. На соседней стоянке у торгового центра «Айсберг» (чтобы не светиться у здания ВУЗа) наверняка стоит какая-нибудь новенькая «Хонда Аккорд», а может быть даже и «БМВ», на которой этот парень возит симпатичных студенток. Жирные аппетитные куски, остающиеся после распила бюджетных средств, выделенных на ремонт лабораторного корпуса или закупку кулеров, которые победившие не без помощи начальника контрактного отдела поставщики приносили ему в клювике. И, конечно, не только ему. Завадский вспомнил о ректоре в неизменных очках в золотой оправе и брегетах на пухлой руке.

– Ясности? Ну, пойдемте…

На этот раз парень отвел его в другой кабинет – на пару дверей ближе к табличке «РЕКТОР». Уверенно открыв дверь одним из ключей на связке, он присел за ближайший стол, пошевелил компьютерной мышкой, и позвал Завадского.

Под словом «ПРИКАЗЫВАЮ» в вордовском файле, набранное капслоком с пробелами после каждой буквы он увидел прыгающие перед глазами слова: «назначить», «Мартышина Р. В.», «заместителем…»

Парень стер «Мартышина Р. В.», напечатал вместо него «Завадского Ф. А.»

– Ну что, так яснее? – спросил он, поднимая взгляд.

Завадский посмотрел в нахальные глаза и понял, что парень перестал его раздражать.

Двухкомнатную квартиру в старой хрущевке на окраине города они снимали уже три года. Первый этаж им поначалу не нравился, но теперь из-за Виктории это скорее стало плюсом. Дверь подъезда прямо у окна их комнаты – все переговоры по домофону под контролем жены. Чуть поодаль лавочка, которую в хорошую погоду оккупировали любители выпить.

Завадский открыл дверь и погрузился в неожиданную тишину. В дверном проеме ближайшей комнаты появилась Таня, выражение лица означало – что-то неладно. В комнате за ее спиной слегка покачивались синие воздушные шарики, привязанные к стульям, а тюль перекрывала простенькая гирлянда из цветной бумаги.

– Ты задержался, значит можно поздравить? – спросила она.

– О чем ты?

Встречный вопрос не понравился ей, но Завадский этого